Но Сесс Винер не собирался бросить дочь в беде. Он привлек на помощь Пола Клейна, который при поддержке Чарли уговорил Бет Энн переехать к родителям мужа в Клифтон. Она согласилась на двух условиях: ни в коем случае не приглашать врача и не разрешать приезжать ее собственным родителям.
Чарли почувствовал облегчение. Ему давно уже хотелось покинуть город, особенно Гранд-стрит, с которой было связано слишком много недобрых воспоминаний. И хотя Бет Энн ныла и причитала всю дорогу до Клифтона (ее везли в машине медицинской службы), там она почувствовала себя лучше и даже выполнила несколько акварельных набросков сада за окном — полулежа, так как сидеть больше не могла.
Бет Энн все еще соблюдала диету № 7, добавив соли, чтобы противодействовать «переизбытку инь». Она написала Осаве о своем случае и через несколько дней получила ответ: «Вы прекрасный человек; придерживайтесь и далее диеты № 7». Но Чарли обнаружил нечто совсем иное. В одной из многочисленных книг Осавы на французском языке черным по белому было напечатано предостережение: диета № 7 более двух месяцев недопустима, кроме как под личным наблюдением мэтра.
Но Бет Энн оставалась на диете № 7. Лучше ей не становилось. Почти каждый день звонили родители, и она считала, что их звонки негативно влияют на ее самочувствие. Негативные волны, по ее мнению, исходили также и от Дороти Саймон. Бет Энн снова написала Осаве.
Примерно через две недели после переезда в Клифтон Чарли получил от Оки телеграмму с просьбой встретить его в аэропорту Кеннеди. Отправляясь в аэропорт, Чарли вдруг ощутил близость кончины Бет Энн. Никогда ранее с ним такого не случалось. По дороге в город он попросил Оки, известного целителя, навестить Бет Энн. Тот пообещал, сказав, что постарается найти время. Но так и не нашел.
Еще через два дня Бет Энн села. Не сама, с помощью Дороти Саймон. У Чарли не было сил ей помочь, он наблюдал за агонией жены со стороны. В Бет Энн всегда было что-то непонятное людям, а уж после того, как она стала одержима макробиотикой, это непонятное проявлялось все более выпукло. Чарли тоже раньше не мог этого постичь, но сейчас он вдруг понял, что выражают глаза жены: ужас, безмерный ужас перед собственной слабостью и напряжение воли, чтобы этот ужас преодолеть. Затем ужас сменился смирением, и предчувствие конца вернулось к Чарли. Следующие пять дней он плавал в полузабытьи с высокой температурой.
Утром 9 ноября он проснулся в лихорадке. Напротив, возле кровати Бет Энн, сидели доктор Саймон и его жена. Он непонимающим взглядом посмотрел на них и снова забылся. Когда он очнулся снова, родители уже ушли, но Бет Энн рассказала мужу, что она уверена в том, что перебрала соли.
Несмотря на сдержанность Ирмы Пол в обсуждении щекотливых тем, почти каждый приверженец макробиотики слышал про двадцатичетырехлетнего парня из Бостона, умершего от морковного сока, принятого после передозировки соли. Чарли позвонил Полу Клейну, потом принялся готовить завтрак для жены. Из моркови. Прибыл Пол. Они решили, что надо пригласить Ирму. Пол поехал за нею в Нью-Йорк.
Чарли подсел к изголовью кровати жены. С утренней почтой пришло письмо от Осавы, в котором мэтр писал, что Бет Энн применяла диету совершенно неверно и теперь надо начать все сначала. «Без соли!» — подчеркнул Осава. Но сейчас Чарли просто собирался покормить жену морковью. Он приподнял голову Бет Энн и влил ей в рот жидкое пюре. На губе осталась капелька морковного сока.
— Вкусно, — улыбнулась она.
После этого голова Бет Энн скатилась с ладони Чарли, глаза ее стали очень-очень «санпаку», и она умерла. Чарли все еще пытался оживить жену дыханием «рот в рот», когда через полчаса прибыла полиция.
Одно из достоинств «Ангелов ада» в том, что Томпсон описывает не только среду самих «ангелов», но и людей, в жизнь которых «ангелы» вторгаются. Многие описывали уикенд «ангелов» на озере Басе в 1965 году, но только Томпсон уловил такие обертоны, как контртеррор сельских парней, вооруженных палками и готовых драться до смерти, или любопытство туристов, специально приехавших поглазеть на «ангелов». Мне особенно понравился диалог шерифа Крошки Бакстера с Сони Барджером, главарем «ангелов», завершенный словами Барджера: «Брось, шериф. Ты же прекрасно знаешь, что мы все раздолбаи, иначе бы нас здесь и не было».
В данном случае Томпсон ведет рассказ от первого лица, сделав повествователя-репортера участником действия. Позднее он также применял этот прием в своей так называемой гонзожурналистике, но там это было уже совершенно иначе. Здесь же репортер использует повествование от первого лица исключительно для выявления характеров «ангелов» и местных жителей.
Т.В.
Каждый знает, что наши всадники непобедимы.
Они дерутся, потому что хотят есть.
Мы окружены врагами.
История наша написана кровью, а не вином.
Вино мы пьем, празднуя победы.
Энтони Куш в роли Аттилы в фильме «Гунны»
Басс-Лейк — фактически не город, а курортная местность, цепочка мелких поселений, растянувшаяся вдоль берега узкого, как будто спрыгнувшего с почтовой открытки озера длиною в семь миль и шириной не более мили. Почта находится на северном его берегу, в гуще торговых и иных строений, принадлежащих человеку по фамилии Вильямс. Почту «ангелы» выбрали местом встречи, но местный шериф, гигант по прозвищу Крошка Бакстер, решил сдержать их при помощи второго блокпоста примерно в полумиле от центрального квартала, где и сконцентрировал все свое войско — трех копов, — усиленное полудюжиной лесников.
Я прибыл к месту конфронтации, когда силы хаоса уже облепили обе обочины, а Барджер широким шагом направлялся к блокпосту. Шериф поведал атаману и его «преторианской гвардии», что специально для них подготовлено живописное местечко на макушке горы, где «им никто не помешает». Бакстер — великан ростом под потолок и сложения идеального для футбольного защитника. Барджер на добрую голову ниже, однако никто из сопровождавшей его толпы не сомневался, что, если дело дойдет до рукопашной, их вожак не побоится разницы в весовых категориях. Думаю, и сам шериф тоже в этом не сомневался. В Барджере чувствовалась какая-то стальная неспешность, сдержанность, позволяющая разумно рассуждать, взвешивать, аргументировать, спорить. Но ощущались в этой сдержанности и угроза, эгоцентрический фанатизм, обостренный восемью годами пребывания во главе дикого легиона, опасного уже своей численностью, нависшего сейчас над шерифом и его крохотным отрядом. Не надо было гадать, кто победит, случись тут сражение, но Барджер должен был решить, нужна ли ему такая победа.