Никсон начал в очередной раз:
— Сейчас, когда предвыборная кампания одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года вступила в завершающий этап, нельзя не заметить существенного расхождения во взглядах кандидатов на систему правопорядка в Соединенных Штатах. Мистер Хэмфри желает продолжения политики последних… — Он замолчал. — Нет, не то. Давайте… Вот здесь изменим.
Снова пищит звукоблок. Никсон присел на столешницу, смотрит в пол. Подпер кулаком подбородок.
— Сейчас я обдумаю время… — Он помолчал, затем кивнул. — Так, — принял решение.
— Готово? — спросил Майк Станиславский. — Отлично. Приготовились! Прошу тишины! Начали!
— Сейчас, когда предвыборная кампания одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года вступила в завершающий этап, я хочу отметить полное несходство взглядов кандидатов на проблему правопорядка в Соединенных Штатах. Мистер Хэмфри доволен достижениями последних четырех лет. Он защищает генерального прокурора и его политику. Я решительно не согласен с ним. Я настаиваю на том, что в обстановке, когда рост преступности в девять раз опережает прирост населения, когда беспорядки в трехстах городах унесли двести жизней при семи тысячах раненых, когда сорок три процента американцев опасаются выходить из дому после наступления темноты, нужна иная политика. Я требую смены генерального прокурора. Я за тотальную войну против организованной преступности. Я выступаю за политику, которая восстановит порядок на улицах городов Америки, во всей нашей великой стране.
Камера замолкла.
— Хорошо, хотя надо бы немножко подлиннее, — заметил Никсон.
— А по-моему, просто отлично.
— Попробуем еще раз, — решил Никсон. — Чтобы у вас была возможность… — Он махнул в сторону камер. — Давайте, а потом — Буффало.
Тройной писк. Фрэнк Шекспир подходит поближе, как бы не вполне понимая.
— Да-да, еще разок, — кивает ему Никсон.
— Мы готовы, Майк, — сообщает техник.
— Прошу тишины, начали! Прошу вас, сэр.
Теперь Никсон полностью собран, все фразы выстроились в его мозгу по порядку. В этом дубле он сделает упор на статистике.
— Сейчас, когда предвыборная кампания одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года вступила в завершающий этап, нельзя не заметить, что кое в чем позиции двух кандидатов в президенты принципиально расходятся. А именно, по вопросу правопорядка. Мистер Хэмфри доволен достижениями последних четырех лет. Он защищает генерального прокурора и его политику. Я решительно не согласен с ним. — Никсон энергично тряхнул головой. — Я настаиваю на том, что в обстановке, когда рост преступности в девять раз опережает прирост населения, когда беспорядки в трехстах городах унесли двести жизней при семи тысячах раненых, когда сорок три процента американцев опасаются выходить из дому после наступления темноты, нужна полная перестановка в Вашингтоне. Я требую смены генерального прокурора. Я требую объявления тотальной войны против организованной преступности в нашей стране. Я требую, чтобы первейшее гражданское право каждого американца, право не бояться преступников, было снова признано и защищено в нашей великой стране.
Закончил.
— Отлично. Теперь у вас есть два варианта, можете комбинировать. Переходим к Буффало.
Тройной писк.
— Здесь одна минута? — уточнил Никсон.
— Готово, Майк? — спросил техник.
— Да, одна минута. Тишина! Поехали! Можно начинать, сэр.
Ричард Никсон посмотрел в камеру с озабоченным видом.
— Получается, что там все показатели выше? — спросил он. — Читая последний отчет ФБР, я заметил, что Буффало и округ Эри выделяются на фоне остальной территории Соединенных Штатов ужасающим ростом преступности. Я полагаю, что здесь нужны решительные меры. Но мы не можем принять решительных мер, продолжая старую политику. Мистер Хэмфри настаивает на продолжении старой политики. Он доволен генеральным прокурором и его политикой. Я требую замены генерального прокурора. Мы должны объявить организованной преступности тотальную войну по всей стране. Мы должны освободить от преступности улицы наших городов, освободить граждан от страха. С вашей помощью пятого ноября первейшее гражданское право каждого американца, право не бояться преступников, будет возвращено нашим гражданам.
«Первейшее гражданское право» пришло Никсону в голову перед последним дублем предыдущего ролика и настолько приглянулось, что он не пожелал с ним расставаться. Как будто вдруг встретил старого друга в это пасмурное утро.
— Еще разок попробуем.
— Чертовски хорошо получилось, — заметил Фрэнк Шекспир.
Три раза пискнула железная коробка.
— Да, неплохо, но все же стоит еще разок…
Шекспир подступил ближе.
— Тогда добавьте в конце: «…Право граждан Буффало», сделайте ударение на Буффало.
— Угу, верно, — кивнул Никсон.
— Мы готовы, Майк, — доложил из-за камер техник.
— Все готовы? Тишина, поехали! Прошу вас, сэр!
— Читая последний отчет ФБР, я заметил, что Буффало и округ Эри выделяются на фоне остальной территории Соединенных Штатов ужасающим ростом преступности за последние несколько лет. Это недопустимо. Для того чтобы с этим бороться, нам нужно новое руководство, начиная с высшего государственного уровня. Губерт Хэмфри призывает к сохранению прежней линии. Он защищает генерального прокурора. Он защищает политику этого генерального прокурора. Я решительно возражаю. Я настаиваю на том, что нам нужен новый генеральный прокурор, что мы должны объявить тотальную войну организованной преступности в Соединенных Штатах Америки. Я заверяю своих избирателей, что при новом руководстве мы освободимся от страха и вернем каждому американскому гражданину его первейшее гражданское право, право не бояться преступников.
Камера замолкла.
— Кажется, хорошо, — сказал Никсон. — Сколько времени заняло?
— Сорок восемь секунд.
И все бы неплохо, если бы не одно непредвиденное обстоятельство: в звукозапись проник вой сирены полицейского автомобиля, пробивавшегося сквозь пробки на улице возле театра.
— Кинематографическая жизненность, — усмехнулся кто-то.
Но Гарри Треливен отнесся к этому вмешательству как к изъяну. Из режиссерской будки пришло указание переснять ролик.
— Спросите его почему? — это Никсон.
— Скажите ему, по техническим причинам, — это Гармент.
— Не хотелось бы переснимать, разве что в самом крайнем случае, — это Фрэнк Шекспир. Он видел, что настроение Никсона, поначалу безоблачное, начинает ухудшаться.
— Это абсолютно необходимо, — настаивал Гармент.
— Почему? — Шекспир.
— Сходи растолкуй им, Лен, — попросил Гарри Треливен.