Подходит Кизи с футбольным мячом и баллончиком светящейся краски. Он хочет, чтобы Сэнди обрызгал мяч светящейся краской, а когда начнет темнеть, они с Бэббсом пойдут на берег перебрасываться светящимся мячом, и Сэнди принимается обрызгивать мяч из баллончика, только все это одно целое - мяч и рука Кизи, и он. одновременно увлеченно и хладнокровно, раскрашивает руку Кизи, а Кизи говорит:
- Эй! Что за чертовщина с тобой творится?.. И как только он это произносит, он уже з н а е т, и от этого вдруг становится очень плохо.
- Я... одурел. - говорит Сэнди. - Я глотнул кислоты и... перебрал немного, мне очень плохо.
- Эту кислоту мы хотели сохранить на обратную дорогу, - говорит Кизи. - Мы хотели оставить немного, чтоб принять в Скалистых горах.
- Но с т о л ь к о я не взял...- он пытается это объяснить, но из автобусного громкоговорителя уже звучит пластинка "Битлз", и музыка впивается ему в голову дождем игл...- но мне плохо.
Кизи выглядит раздраженным, но он пытается проявить сочувствие.
- Знаешь что... брось ты это. Послушай музыку...
- Послушай м у з ы к у! - кричит Сэнди. - Боже мой! Попробуй же мне помочь!
Кизи очень терпеливо продолжает:
- Я знаю, как ты себя чувствуешь, Сэнди. Я и сам заходил так далеко. Но тебе остается только с этим смириться...- От этих слов Сэнди становится лучше: о н с о м н о й. Однако Кизи добавляет: - Но если ты думаешь, что я буду руководить тобой в этом твоем полете, ты глубоко ошибаешься. - И он уходит.
Сэнди охватывает настоящая паранойя. Он идет прочь, подальше от дома, и в лесу набредает на зеленую поляну. В тени лежат на земле Бэббс и Чаровница Гретхен, просто лежат и бездельничают, однако Бэббс дрыгает ногами и шевелит руками, Гретхен дрыгает ногами, и Сэнди видит... что Бэббс и Гретхен лениво плавают в пруду. Он знает, что они на земле, и все-таки она в воде... и он говорит:
- Ну и как там?
- Мокро! - отвечает Бэббс.
...и... удивительно... это очень приятно... похоже, Бэббс точно знает, что творится у Сэнди в голове - с и н х р он и з а ц и я, - и хочет под это подстроиться. Мы все здесь - единый мозг, мы все, в конце концов, в автобусе. И вдруг там, на флоридской поляне, вся вещь Проказников вновь, похоже, оборачивается своей лучшей стороной.
К дому он вернулся уже в темноте, он вошел во двор, а в небе светили миллионы звезд, похожих на крошечные неоновые лампочки, они виднелись сквозь листву деревьев, да и деревья казались усеянными миллионами крошечных неоновых лампочек, и автобус... автобус превратился в изваяние из неоновых лампочек, миллионы лампочек собрали в кучу, чтобы построить из них автобус, казалось, вся ночь состоит из неоновой пыли, а каждая пылинка -неоновая лампочка, и все они испускают дрожащий свет и поют, словно гигантская мирная неоновая вселенная певчих цикад.
Он идет на берег океана, где собрались все Проказники. Это узкий залив, там темнота и покой. Он входит в воду и идет до тех пор, пока волны не начинают плескаться у самого рта, отчего исчезают страхи и на душе становится тепло, покойно и приятно, он смотрит на звезды, а потом на расположенный в отдалении мост. На мосту видны лишь огоньки - длинные нити огоньков. устремленные ввысь, ввысь, ввысь... и в это время к нему плавно движется по воде Чак Кизи - улыбающийся, похожий на огромную дружелюбную рыбу. Чак знает, и это очень приятно,- а огоньки моста устремляются все выше и выше, пока не сливаются наконец со звездами, пока не появляется мост, ведущий прямо на небеса.
В Джорджии они устроили привал на обочине дороги, у озера. Старый Братец Джон напялил на голову робин-гудовскую шляпу, пропел кучу сальных песенок и получил награду за СМП - Самый Мерзкий Полет. Бэббс прибил к столбу куклу, разрисовал ее светящейся краской, вколотил в нее кучу гвоздей и поджег - он тоже заработал награду за СМП. Потом произошло нечто, принесшее Сэнди огромную радость. Ему пришла в голову идея раскрасить руку узорами из светящейся краски, залезть в воду, а потом опрометью выскочить из воды, вытянув руку в сторону хейдженской кинокамеры. чтобы на экране вышла огромная цветная светящаяся рука, устремленная вверх в безумном ракурсе. Все пришли в восторг и принялись с упоением предаваться этому занятию, а Сэнди почудилось, что теперь власть отчасти принадлежит и ему. Каждый принялся раскрашивать себе руку светящейся краской, сжимать ее и разжимать и демонстрировать широченную, сверкающую всеми цветами ладонь добропорядочному миру, доводя его обитателей до состояния, близкого к коматозному...
Кизи провел еще один инструктаж, и никому не понадобилось произносить ни единого слова, чтобы почувствовать, что путешествие превращается в некую... миссию. Кизи сказал, что хочет, чтобы все делали свою вещь и оставались Проказниками, но при этом еще и проявляли наивысшую компетентность. Как в случае с красными резиновыми мячами, которыми они всегда перебрасывались, выйдя из автобуса. Идея насчет красных резиновых мячей заключалась в том, что каждый Проказник всегда должен быть готов поймать мяч, даже не глядя, как тот летит в его сторону. Они постоянно должны быть начеку, остро чувствовать каждый момент, постоянно быть с головой погруженными в общую групповую вещь и при этом проявлять наивысшую компетентность.
Уж одного-то Проказника никак нельзя было упрекнуть в том, что он не проявляет наивысшей компетентности. Речь идет о Кэссади. Они вихрем пронеслись через все Восточное побережье до самого Нью-Йорка, вихрем - без всякого преувеличения. Никогда еще Кэссади не был в такой превосходной форме. Если раньше у кого-то и были сомнения на его счет, то теперь все принимали его безоговорочно. В дороге Кэссади был тверд как скала и абсолютно надежен. Когда все были выбиты из седла утомительным путешествием или нескончаемыми дорожными проблемами, на Кэссади можно было положиться он гнал автобус дальше. Казалось, он ни на минуту не сомкнул глаз и сон ему вовсе не нужен. На протяжении всей этой бешеной гонки ему всегда удавалось отыскать последнюю узкую лазейку в лабиринте машин, он точно знал, что никуда она не денется,- и она никуда не девалась. Когда автобус вышел из строя, Кэссади с головой окунулся в его ветхое допотопное нутро и устранил неисправность. Он менял покрышки - сам таскал их и поднимал, насаживал и скреплял болтами, и его фантастические мускулы бугрились под кожей слой за слоем, а вздутые вены были переполнены кровью и винтом.
В горах Блу-Ридж все тащились под кислотой, в том числе и Кэссади, и именно в этот момент ему пришло в голову спуститься по самой крутой, самой страшной и извилистой горной дороге в мировой истории, не пользуясь тормозами. Огненно-яркий автобус с бешеной скоростью рванулся вниз с вирджинских гор Блу-Ридж. Кизи, желая насладиться спуском, влез на крышу. Там, наверху, ему представилась возможность ощутить движение кренящейся на виражах машины и струящуюся и извивающуюся перед ним дорогу, похожую на длинный пастуший кнут, которым кто-то щелкнул что было сил. И несмотря ни на что, его ощущения были полностью синхронизированы с ощущениями Кэссади. Казалось, начни он паниковать, и паника охватит Кэссади, она тут же, точно особая форма энергии, пронесется по всему автобусу. Однако никакой паники он не почувствовал. Это было лишь теоретическое рассуждение. Он верил в Кэссади на все сто процентов, но это было нечто большее, чем вера. Это было чувство, что Кэссади за рулем пребывает в состоянии сатори - в это самое мгновение, Сию Секунду, - в таком абсолютном, какого только способно достичь живое существо, и в данное мгновение состояния этого хватает на всех.