Как ни странно, после первого бурного натиска в Кислотном Тесте стали наступать длительные перерывы, сопровождавшиеся совершенно невыносимой скукой. Невыносимой потому, что после всеобщего неистовства ее никто не ожидал. Ничего не происходило, по крайней мере с точки зрения здравого смысла. Те, кто не был... в автобусе... приходили к заключению, что не существует никакого расписания. "Благодарные Мертвецы" играли без всяких о т д е л е н и й; никаких восьми песен на отделение, никакого потом двадцатипятиминутного антракта, и так далее; четыре-пять отделений и несколько вещей "на бис". "Мертвецы" могли играть одну вещь и пять минут, и тридцать. Да и кто следил за временем? Кто м о г уследить за временем, когда вся история была нарезана ломтиками? "Мертвецы" могли быть такими же чумовыми от кислоты, как и все остальные. Люди... несозвучные озирались по сторонам и видели всевозможных торчков, включая тех, что всем здесь заправляют, Проказников, испещренных полосами на фоне стен, точно нарезанное ломтиками желе "Джелло". Люди ждали; но никто, как видно, и не думал становиться на их сторону. Те, у кого не было настроения ждать, как чумовые, так и не очень, постепенно расходились, и Тест обретал равновесие за счет однородности пирога. Ансамбль Проказников с Гретхен на электрооргане взялся исполнить причудливую китайскую какофонию собственного сочинения. Норман поднялся и пустился в пляс, настал и его черед. Он даже подурачился немного, выдумав новую световую проекцию, хотя и считал, что получается у него не слишком-то здорово, однако надвигавшаяся волшебная минута уже окутывала его электрическим бархатом. Кизи негромко говорил в микрофон. Они находились в ураганной тиши, в пироге.
На заре - прикольный холодный свет над заболоченными лугами и взморьем. Пурпурная тень на поверхности океана, словно один гигантский, холодный как лед кровоподтек. Внезапно распахивается входная дверь, и на пороге - Аузли.
Аузли, пошатываясь, ощупью входит в комнату и вопит:
- Выжил!
Вопль звучит как паровой свисток с чрезвычайно узким отверстием:
- Выжил!
Аузли, Кислотный Король, в своем шестисотдолларовом наряде, ощупью пробирается сквозь унылый кровоподтечный рассвет, с глазами как бомбовые воронки, и шипит:
- Выжил!
Однако при виде Кизи он явно ощущает прилив адреналина, поскольку к нему возвращается голос, и он принимается наседать на Кизи:
- Кизи!
Суть в том, что Кизи уже не в состоянии начать все сызнова. Это конец. С Кислотными Тестами покончено. Кизи - маньяк, а Тесты его маниакальные, и крыша уже поехала. Прием ЛСД в такой многочисленной компании отнимает слишком много сил, слишком много агрессивной энергии, отчего происходят пагубные, абсолютно бредовые вещи - и все такое прочее. Это его кислота, и он говорит, что это конец. Никто не может до конца уразуметь, о чем он говорит. Разве что о том, что все спятили, и это заслуга Кизи.
Мало-помалу обрывки собираются в единую картину. Неплохой полет под собственной ЛСД устроил себе этот Аузли. Оказывается. Аузли принял ЛСД и, как видно, изрядную дозу, после чего свет стробоскопа и невероятные напластования переменного запаздывания начали его трясти и покрывать мелкой рябью, и он был выброшен в искривленное время, то есть попал в параллельное временное измерение. О подобных вещах торчки говорили постоянно. У них была возможность ссылаться на серьезных мыслителей, даже ученых, таких как С. Д. Брод с его теорией в т о р о г о в р е м е н н о г о и з м е р е н и я: "События, разделенные временным интервалом в одном измерении, могут смыкаться без всякого интервала в другом, так же как две точки на поверхности земли при различной долготе могут характеризоваться одной и той же широтой"... Или теория Дж. У. Данна - теория сериализма или бесконечного регресса... или Морис Метерлинк. Торчки постоянно говорили о подобных вещах, и Аузли был к ним подготовлен. И вот он уторчался. Потом он был захвачен водоворотом, штопором вылетел из своей тыквы под характерным воздействием включенного Проказниками устройства переменного запаздывания и в итоге легенда о предпринятом им полете звучала так:
Он попал в восемнадцатый век - граф Калиостро! уже не простой Джузеппе Бальзамо из Палермо, средиземноморского Окленда, а добродетельный граф, алхимик, пророк, чародей, знаменитый провидец, предсказатель лотерейных выигрышей, путем алхимии создающий нечто новое из основых элементов... э т о г о б р и л л и а н т а, самого большого, самого ослепительного в истории - п о ж а л у й т е с ю д а, кардинал Луи де Рося о д н а к о! подвергаемый гонениям как чудотворец брошенный в вертящуюся черную башню, в Бастилию, где полно грязно-бурой воды, насыщенного углекислотой мха и дергающихся, разодранных на части крыс, анатомированных в лучах ослепительно сияющего бриллианта, в который никто не верил, там крысиная лапка, здесь крысиная пасть, крысиные зубки, крысиные глазки, крысиные хвосты, трепещущие и застывающие в воздухе, как огни большого города, - что за шум? - на улицах толпится чернь... либо спасение - либо... Бастилия начинает распадаться на гигроскопические войлочные кубики...
...и так далее. Мир начал разваливаться у него на глазах. Весь мир стал раскалываться на куски, разлагаться на составные части, а он еще даже не вернулся в двадцатый век, он попал в ловушку - где? - в Париже 1786 года?.. Весь мир разлетался на куски, молекула за молекулой, и плавал, как пузырьки жира в чашке кофе, постепенно исчезая в межгалактических болотах и газах вместе с его собственным телом. Он лишился кожи, скелета, легочных вен - угрями ускользали они в липкую грязь болот, воняя фосфором, его нервные узлы распутывались, как клубки обожженных червей, и, извиваясь, пропадали в галактической канализации, все его существо растворялось в газообразном небытии, пока, наконец, от него не осталась одна-единственная клетка. О д н а ч е л о в е ч е с к а я к л е т к а: его; это все, что оставалось от известного ему мира. и, потеряй он контроль над этой единственной клеткой, не осталось бы ничего. То есть наступил бы к о н е ц с в е т а. Он обязан колоссальным усилием воли вновь сотворить самого себя и весь мир по одной этой клетке - слишком непосильная задача. С чего надо начинать? С калифорнийской Дороги 1, чтобы выбраться отсюда на своей машине? а вдруг она окажется просто-напросто грязной Рю-Вентру с поджидающей у Бастилии толпой? может, начать с автомобиля? с дифференциала? как делается эта гадость? или с пляжа? со всеми его прикольными песчинками? заболоченными лугами? туристскими домиками? придется ставить на место к а ж д у ю синюю дверь? или с океана? или пускай себе остается высохшим? не создавать же всех этих мерзких слепых глубоководных животных... а может, с неба? интересно, докуда оно простирается? до Большой Медведицы? до Медведицы Малой? до Дельфина? а что, если это и вправду бесконечный ряд концентрических хрустальных сфер, вызывающих бесконечные студенистые подводные вибрации? с "Мертвецов"? с Проказников? с Кизи - нет, Кизи и с ч е з раз и навсегда, Кизи и глубоководные твари - и все-таки, сделав над собой сверхгероическое усилие, он начинает. Но когда ему удается, наконец, восстановить самого себя, он понимает, что ему эта задача не по плечу. Слишком непосильный труд. Он создает свой автомобиль. Он создает автостоянку и начало шоссе. По дороге он доделает его до конца. Д а и ч т о з а п р и к о л? Р а з л е т и с ь о н о в с е в щ е п к и! Предоставим остальной мир самому себе, пускай остается в газообразном виде. Он впрыгнул в машину и дал полный газ: и врезался в дерево. В дерево, которое он еще даже не поставил н а м е с т о. Однако эта авария какимто образом внезапно возвращает на свое место весь мир. Вот же он: вернулся из покрытого жирными пузырями болота. Машина вдребезги, но он выжил. Выжил!