В подъезде старого здания на Рид-стрит ночной сторож — то ли киприот, то ли армянин — слушал огромный транзисторный приемник: передавали музыку в стиле «кантри». Шерману пришлось остановиться и вписать в журнал свое имя и время посещения. Сторож, отчаянно коверкая слова, подтягивал припев:
Нос не вешаю, с улыбкой
Вдаль гляжу, хоть столько зла там…
А выходило у него так:
Нас не вешай, косу лыбкий.
Вдаль, к ежу, хоть сталь козла там…
Шерман поднялся в лифте, прошел по обшарпанному пустому коридору и остановился перед дверью, пластмассовая табличка рядом с которой гласила: «ДЕРШКИН, БЕЛЛАВИТА, ФИШБЕЙН и ШЛОССЕЛЬ». Мелькнула мысль об отце. Дверь была заперта. Он постучал, и через пять или десять секунд Эд Куигли отворил ему.
— Оооооо! Заходите! — заулыбался Куигли. Его лицо сияло. То есть буквально светилось. Внезапно он превратился в закадычнейшего приятеля Шермана. Еле сдерживая распиравший его радостный хохоток, повел Шермана к кабинету Киллиана.
Киллиан встретил их стоя, улыбаясь, как кот, который только что съел канарейку. На столе стоял большой магнитофон — явно из неких более возвышенных кругов царства электроники.
— Привет, привет! — сказал Киллиан. — Садитесь. И приготовьтесь. Вы не поверите своим ушам.
Шерман сел боком к столу.
— А что такое?
— Вот вы мне это сейчас и скажете, — отозвался Киллиан.
Куигли стоял рядом с Киллианом, неотрывно глядя на магнитофон и нервно переминаясь, как школьник, вызванный на сцену за похвальной грамотой.
— Мне не хотелось бы чересчур вас обнадеживать, — продолжал Киллиан, — потому что тут еще возникает парочка серьезнейших проблем, но послушать вам будет интересно.
Он нажал что-то на магнитофоне, и послышалось басовитое гудение «фона». Потом мужской голос:
«Я знал с самого начала. Надо было сразу же заявить». Голос он в первую секунду не узнал. Потом понял: это же его голос! А голос продолжал: «Просто не верится, что я… что мы попали в такое положение».
Затем женский голос: «Поздно теперь, Шерман. — Шууман. — Дело прошлое».
Та сцена — страх, напряжение, вся атмосфера — вновь ожила, разлившись по нервной системе Шермана… Как они сидели в ее «конспиративной квартире» вечером того дня, когда в «Сити лайт» появилась первая статья о Генри Лэмбе: «МАТЬ ОТЛИЧНИКА УЧЕБЫ: СОВЕРШЕН НАЕЗД И БЕГСТВО С МЕСТА ПРОИСШЕСТВИЯ, А ПОЛИЦИЯ БЕЗДЕЙСТВУЕТ»… Заголовок разложенной на дубовом столе газеты словно стоял у него перед глазами…
Его голос: «…просто рассказать, что было на самом деле».
Ее голос: «Конечно… Нас остановили два пацана, пытались ограбить, но ты бросил в одного шину, а я села за руль и рванула, как… рокер какой-нибудь, вот только не заметила, что сбила человека».
«Но ведь так оно и было, Мария».
«Было, да кто поверит?»
Шерман глянул на Киллиана. Киллиан смотрел с напряженной полуулыбкой. Поднял руку, дескать, подождите говорить, послушайте дальше. Куигли не спускал глаз с магического аппарата. Изо всех сил сжимал губы, которые сами собой расплывались в широкую ухмылку.
Вскоре пришел великан: «Вы здесь проживаете?»
Голос Шермана: «Вам же сказано, у нас нет времени».
Тон ужасно высокомерный и раздраженный. Вновь Шерман пережил унижение той минуты, ужасное чувство, что сейчас ему придется вступить в некий мужской поединок, весьма вероятно, даже схватиться врукопашную, и выйти победителем он заведомо не сможет.
«Вы не проживаете, она не проживает. Что же вы тут делаете?»
Раздраженный сноб: «Это вас не касается! А теперь будьте добры, убирайтесь!»
«Вы тут лицо постороннее. Так? Дело серьезное».
Затем голос Марии… перебранка… страшный треск, стул разваливается, и великан падает на пол… его позорное бегство… заливистый хохот Марии…
Наконец ее голос: «Жермена платит всего триста тридцать один доллар в месяц, а с меня берет семьсот пятьдесят. Этот дом с пониженной квартплатой… Они бы рады ее схватить за руку и выставить отсюда».
Вскоре голоса стихли… и Шерман вспомнил, заново прочувствовал те судорожные объятия в постели…
Когда лента кончилась, Шерман сказал:
— Боже мой, это поразительно. Откуда это у вас?
Глядя на Шермана, Киллиан показал пальцем на Куигли. Шерман повернулся к Куигли. А тот как раз этого момента и ждал.
— Как только вы сказали мне, где она говорила вам про эти фокусы с квартплатой, я понял. С ходу понял. Они же психи. И не один Хиллиг Уинтер. Запись там включается с голоса. Ну, я сразу и кинулся. У этого типа микрофоны спрятаны в каждой квартире в коробках переговорного устройства. А магнитофон внизу, в подвале, в запертом шкафу.
Шерман недоуменно смотрел на непривычно сияющее лицо Куигли.
— Но зачем ему вся эта морока?
— Чтобы выкидывать съемщиков! — радостно пояснил Куигли. — В таких домах с пониженной квартплатой половина народу живет нелегально. Половина подснимает, вот как ваша приятельница. Но доказать это в суде — поди попробуй. И вот этот маньяк записывает все разговоры в доме на пленку. Запись включается, как только раздается голос. Поверьте мне, не один он такой.
— Но… это ведь незаконно?
— Незаконно! — с огромным удовольствием повторил Куигли. — Это настолько незаконно, что даже не смешно! Это настолько, блядь, незаконно, что, если бы он вот прямо сейчас вошел в дверь, я бы ему сказал: «Привет, я забрал твою хренову пленку. Что скажешь?» А он ответил бы: «Не понимаю, о чем речь» — и тихо-мирно удалился бы. Я ж говорю вам: они совершенно шизанутые, эти маньяки.
— И вы пошли и забрали ее? Как же вы туда пробрались-то вообще?
Невероятно довольный собой, Куигли пожал плечами:
— Тоже мне большое дело.
Шерман взглянул, на Киллиана.
— Господи… так может быть… если это на пленке, то может быть… Сразу после того, как это случилось, мы с Марией приехали на эту квартиру и все обсудили в деталях. Если это на пленке — вот было бы… грандиозно!
— Этого нет, — сказал Куигли. — Я прослушал километры пленки. Таких давних разговоров там нет. Наверное, он время от времени записывает новые поверх старых, чтобы не тратиться на новую пленку.
Воспрянув духом, Шерман сказал Киллиану:
— Что ж, может быть, и этого достаточно!
— Между прочим, — присовокупил Куигли, — вы не единственный визитер, кого она у себя там принимает.
Киллиан прервал его:
— Ладно, ладно, это в данный момент представляет разве что исторический интерес. Тут, Шерман, дело обстоит вот как. Мне не хотелось бы вселять в вас чересчур радужные надежды. У нас две серьезные проблемы. Во-первых, Мария напрямую не говорит, что парня сбила она, а не вы. Она лишь косвенно это подтверждает. Половину ее высказываний можно трактовать так, что она, похоже, подтверждает то, что говорите вы. Ничего, это тоже хорошее оружие. За глаза хватит, чтобы посеять у присяжных сомнения. Она определенно подтверждает вашу версию о том, что имела место попытка ограбления. Но есть и другая проблема, и, честно говоря, я понятия не имею, как ее решить. Дело в том, что эту пленку нельзя использовать как вещественное доказательство.