— Где-то я уже видел эту длинную задницу, — говорит Мартин.
— И я его вроде уже видел, — кивает Гольдберг. — Ну да, блин, это же одна из задниц Бэкона, Красавчик он у них называется. Он был и тогда, на Ган-Хиллроуд.
Мартин вскидывает голову.
— Точно, Дейви! Та самая задница. — Он всматривается в долговязого негра на противоположном тротуаре. — Эх, если бы он… — мечтательным тоном. — Ну давай же, задница, давай сделай хоть одну ошибку, прошу тебя… Я выйду.
Мартин вылез из «доджа» и стоит на тротуаре, расправляя плечи, сгибая и разгибая локти, как разминающийся боксер. Гольдберг вылезает следом. Крамеру тоже приходится вылезти из машины. Демонстранты на той стороне начинают обращать на них внимание.
Вот от них отделяется один здоровяк в синей блузе и джинсах, переходит через мостовую «сутенерской развалочкой» и останавливается перед Мартином.
— Йо! — произносит он. — Вы с телевидения?
Мартин смотрит исподлобья и с самым вызывающим видом, очень медленно отрицательно качает головой.
— Откуда ж ты, Джек?
— Из проваливай-сити, Агнес.
Тот пробует посмотреть зверем, потом пробует улыбнуться. Бесполезно: лицо Мартина не выражает ничего, кроме бесконечного ирландского презрения. Парень поворачивается и возвращается к своим, что-то там говорит, и на Мартина через дорогу обращает взор сам долговязый Красавчик. Но навстречу ему устремлены два убийственных ирландских лазера. Он отворачивается, собирает вокруг себя человек пять своих. Они совещаются, поглядывая на Мартина.
Это вооруженное противостояние длится уже несколько минут, когда подъезжает второй пикап. Из него вылезают белые — семь парней и три женщины. Похожи на студентов — за исключением одной женщины, чьи распущенные светлые волосы сильно тронуты сединой.
— Йо, Красавчик! — кричит она. И идет к верзиле с серьгой, протянув обе руки и улыбаясь во весь рот.
Тот явно без особого восторга берет ее за руки и произносит:
— Привет, Рива.
Но она пригибает его к себе и целует сначала в одну щеку, потом в другую.
— О-о, я не могу! — простонал Гольдберг. — Эта стерва.
— Знакомая? — спросил Крамер.
— Известная дрянь. Коммунистка.
А белая женщина Рива тем временем отдала распоряжение своим спутникам, и двое, мужчина и женщина, тоже вытаскивают из второго пикапа плакаты на шестах.
Затем подъезжает и третий пикап, из него выбирается еще человек девять или десять, в основном молодых, и мужчин и женщин. Эти достают из пикапа скатанный кусок ткани, разворачивают. Ткань оказывается транспарантом.
— «Голубые ударные силы против расизма», — читает Крамер. — Это еще что такое? — удивился он.
— Лесбиянки и педюки, — пояснил Гольдберг.
— А им-то что здесь надо?
— Ну как же. Они во всех таких мероприятиях первые участники. Любят подышать свежим воздухом. Главная движущая сила.
— И какой им с этого прок?
— Почем я знаю. Единение угнетенных, так это у них называется. Какой-нибудь из таких групп понадобится поддержка — они тут как тут.
Теперь их собралось десяток черных и два десятка белых. Топчутся на месте, разговаривают, устанавливают плакаты, развертывают лозунги.
Подъезжает легковой автомобиль. Из него вылезают двое. У одного на шее висят две камеры и сумка с надписью «Сити лайт». Второй — долговязый блондин за тридцать с унылым носом и длинными волосами, выступающими на лоб узким мыском. Белокожее лицо в красных пятнах. Человек этот одет в синий блейзер необыкновенного, на взгляд Крамера — иностранного покроя. Внезапно он, качнувшись, делает шаг влево. Похоже, что человеку дурно. С закрытыми глазами, зажав под мышкой блокнот на спирали, он неловко поднимает ладони к вискам, сдавливает, долго трет, а потом открывает глаза, мигает, таращится и смотрит вокруг.
Мартин рассмеялся:
— Нет, вы только посмотрите на него! Не рожа, а бродильный чан с ржаным суслом. Уж так его ломает с похмелья, прямо до крови.
* * *
Питера Фэллоу опять качнуло влево. Все время его поводит. Что-то с вестибулярным аппаратом. И головная боль — просто убийственная, такое ощущение, будто мозг охватывает сетка пленчатых нитей, как на апельсине под кожурой, каждый удар сердца их натягивает, и яд разливается по телу. Бывали у него и раньше головные боли, но эта — кошмарная, злокачественная, просто нет слов…
Но где же народ? Не туда, что ли, заехали? Тут — только горстка негров и десятка два белых студентов, с ноги на ногу переминаются. На большом плакате написано: «Голубые ударные силы». Что это еще за «голубые силы»? Он-то опасался шума и многолюдья, но теперь его смущает тишина.
Впереди на тротуаре — знакомый долговязый негр с серьгой, что привозил их с Вогелем сюда позавчера. Вогель. Фэллоу опять закрывает глаза. Вогель вчера возил его в «Лестер», чтобы отпраздновать (или оплатить?) статью. Фэллоу выпил водочный коктейль «Саутсайд»… потом второй… И скотская харя, в синем мерцании… Подошли Тони Столк и Каролина Хефтшенк, присели к их столику, и Фэллоу стал извиняться за то, что у него получилось с ее приятелем, молодым художником Кирацци, а она улыбнулась как-то странно и сказала, что пусть его это не волнует, тогда он взял еще один водочный коктейль, а Каролина пила «Фраскати» и на весь зал что-то глупейшим образом орала Бритт-Уидерсу. В конце концов он к ней подошел, а она расстегнула ему рубашку и стала изо всех сил тянуть волосы у него на груди, он даже выругался, и Фэллоу с Каролиной очутились наверху, в кабинете Бритт-Уидерса, там у него сидел на цепи бультерьер со слезящимися глазками, и Каролина все посматривала на Фэллоу как-то странно, он стал расстегивать у нее блузку, а она засмеялась и презрительно пошлепала его по заду, он от этого совсем потерял голову, и — буль-буль! в ледяных глубинах зашевелилось чудовище! Каролина поманила его пальцем, он знал, что она просто издевается, но все равно потопал к ней, и там в углу кабинета стояла машина… что-то там такое работало, и появлялось синее мерцание — всплеск! всплывает! — там был резиновый ласт — еще мгновение и появится! вот-вот! Каролина издевалась, но ему было все равно, а она на что-то нажимала, и внутри вспыхнуло голубым, зажужжало, загудело, она засунула руку, вытащила и показала ему… уже почти видно, не удержишь под водой, — скотская харя показалась над поверхностью, глазки брезгливо смотрят прямо на него, вроде газетного клише, обведенного синим мерцанием… Чудовище гадливо взирало на него, он хотел открыть глаза и прогнать чудовище, но не мог, бультерьер рычал, Каролина совсем перестала смотреть на Фэллоу, пусть бы хоть с презрением, тогда он тронул ее за плечо, но она теперь была поглощена делом, машина жужжала и гудела, гудела и жужжала, и мерцала синим светом, у Каролины в руке оказалась стопка карточек, и она побежала с ними вниз по лестнице в ресторан, а его все кренило на сторону, и вдруг ему пришла в голову ужасная мысль. Он тоже бросился вниз по лестнице, но лестница была винтовая и вращалась очень круто, Фэллоу совсем закружился, наконец ступил на пол ресторана, а там столько гогочущих лиц и кипящих зубов! — а Каролина Хефтшенк стояла у стойки и показывала карточки Сесилу Смолвуду и Билли Кортесу, карточки разошлись по всему залу, и Фэллоу бросался то на того, то на этого, падал на столики, пытаясь их отобрать.