Леверет медленно провел «ровер» мимо затемненного особняка, мимо теннисного корта и генераторов и остановился невдалеке от бараков.
Джерихо неуклюже вылез. В затекших непослушных ногах запульсировала кровь. Он прислонился к машине. Правое плечо занемело от холода. Где-то на озере плескалась утка, и этот звук напомнил о Кембридже — теплой постели и кроссвордах. Тряхнул головой, отгоняя воспоминание.
Логи объяснял, что у него есть выбор: Леверет мог бы отвезти его в новое жилье и дать возможность хорошенько выспаться, или же они прямо сейчас зайдут посмотреть, как обстоят дела.
— Почему бы не начать сейчас? — ответил Джерихо. Возвращаться в барак было для него пыткой.
— Молодец, старина. Тогда Леверет займется чемоданами, не возражаете, Леверет? Отвезете в комнату мистера Джерихо?
— Есть, сэр. — Обернувшись к Джерихо, Леверет протянул руку. — Желаю удачи, сэр.
Джерихо протянул свою. Такая торжественность его удивила. Можно подумать, что ему предстоит прыгнуть с парашютом над территорией противника. Захотелось придумать что-нибудь в ответ.
— Большое спасибо, что привезли. Логи вертел в руках фонарик Леверета.
— Чего, черт побери, он не работает? — Постучал о ладонь. — Дурацкая штука. А-а, хрен с ней. Пошли.
И зашагал прочь на своих длинных ногах. После секундного колебания Джерихо поплотнее обернул шарфом шею и двинулся следом. В темноте пришлось нащупывать путь, двигаясь вдоль окружавшей восьмой барак взрывостойкой стены. Логи споткнулся — судя по звуку, о велосипед. Джерихо слышал, как он выругался. Фонарик упал и от удара зажегся. Лучик света уперся в дверь барака. Пахло известью, сыростью и креозотом: запахами войны, на которой воевал Джерихо. Логи загрохотал дверной ручкой, дверь открылась, и они ступили в полумрак.
За месяц отсутствия Джерихо сильно изменился и почему-то ожидал, что барак изменился тоже. Но не успел переступить порог, как все оказалось до того знакомым, что он был потрясен. Это напоминало периодически повторяющийся сон, весь ужас которого заключается в том, что все заранее известно, — так было и так будет всегда, в точности как теперь.
Перед ним протянулся на двадцать ярдов плохо освещенный коридор с дюжиной дверей. Тонкие деревянные перегородки пропускали из комнат шум, издаваемый сотней напряженно работающих людей: тяжелые шаги по голым доскам, гул разговоров, отдельные выкрики, скрип стульев, телефонные звонки, стрекотание машинок в дешифровочной.
Единственное новшество — табличка: «Офицер связи ВМС США лейтенант Крамер» на дверном тамбуре справа, у самого входа.
Появлялись знакомые лица. У зала каталогов тихо разговаривали Кингком и Праудфут. Уступая дорогу, отошли к стене. Джерихо кивнул. Те кивнули в ответ, но ничего не сказали. Из кабинета шифровальных ключей торопливо вышел Этвуд. Увидев Джерихо, удивленно поднял голову. Буркнув, «привет, Том», почти бегом направился в исследовательский кабинет.
Ясно, никто не ожидал увидеть его здесь снова. Он приводит всех в смущение. Мертвец. Привидение.
Логи не замечал ни общего удивления, ни неловкости Джерихо.
— Привет всем, — помахал Этвуду. — Привет, Фрэнк. Смотри, кто вернулся! Возвращение блудного сына! Улыбнись им, Том, старина, ты же, черт побери, не на похоронах. Во всяком случае, пока. — Остановился у своего кабинета, с полминуты орудовал ключом, потом обнаружил, что дверь не заперта. — Заходи.
Кабинет был вряд ли больше кладовки для метел. Раньше в этой каморке сидел Тьюринг, но как раз накануне раскодирования Акулы его послали в Америку. Теперь комнатушка принадлежала Логи — крохотная привилегия должности — и, склонившись над своим письменным столом, он выглядел в ней до смешного огромным, как взрослый в игрушечном домике. В углу набитый радиоперехватами несгораемый шкаф и мусорная корзина с надписью «Для секретных отходов». Телефон с красной трубкой. Разбросанная повсюду бумага: на полу, на столе, пожелтевшая и ломкая на радиаторе, в проволочных корзинах и картонных коробках, в высоких стопках и рассыпанных веером кучах.
— Черт бы всех побрал! — выругался Логи, взяв со стола записку. Достал из кармана трубку и принялся жевать мундштук. Казалось, забыл о присутствии Джерихо, и тот, напоминая о себе, кашлянул. — Что? Ох, извини, старина. — Пробежал мундштуком по строчкам. — Адмиралтейство, видите ли, обеспокоено. В восемь в блоке «А» совещание с морскими шишками из Уайтхолла. Хотят знать, что к чему. Скиннер в панике и требует немедленно к себе. Вот черт!
— Скиннер знает, что я вернулся?
Скиннер возглавлял в Блетчли военно-морское отделение. Он никогда не питал любви к Джерихо, возможно, из-за того, что и Джерихо не скрывал своего мнения о нем: индюк и грубиян, главная цель которого — закончить войну с титулом сэр Леонард Скиннер, кавалер ордена Британской империи, получить место в руководстве службы безопасности и колледж в Оксфорде. Джерихо смутно вспоминал, что кое-что из этого, а может быть, и все, он на самом деле высказал Скиннеру незадолго до отъезда на поправку в Кембридж.
— Разумеется, знает, старина. Я должен был прежде обговорить с ним.
— И он не против?
— Против? Нет. Парень в отчаянии. Готов на все, лишь бы снова залезть в Акулу. — Логи быстро поправился. — Извини, я не имею в виду… не хочу сказать, что твое возвращение — это акт отчаянья. Только… ну, ты понимаешь… — Тяжело опустился на стул и принялся снова разглядывать записку. В желтых изъеденных зубах бряцала трубка. — Черт бы всех побрал…
Глядя теперь на Логи, Джерихо вдруг подумал, что почти ничего о нем не знает. Они проработали вместе два года, можно сказать, считались друзьями, но ни разу толком не поговорили. Джерихо не знал, женат ли Логи, есть ли у него девушка.
— Думаю, надо будет сходить. Извини, старина. Логи выбрался из-за стола и крикнул в коридор: — Пак!
Джерихо услыхал, как где-то в глубине барака призыв повторил другой голос: «Пак! » Потом еще один: «Пак! Пак! »
Логи перестал выглядывать в коридор.
— Работу над Акулой координируют по одному аналитику в смену. В эту смену Пак, в следующую Бакстер, потом Петтифер. — Снова высунул голову в коридор. — Ага, идет. Давай, старина. Поживей. У меня для тебя сюрприз. Посмотри-ка, кто у нас.
— Наконец-то объявился, дорогой мой Гай, — послышался из коридора знакомый голос. — Никак не могли тебя отыскать.
Адам Паковский ловко проскользнул мимо Логи и, увидев Джерихо, встал как вкопанный. Он был неподдельно потрясен. Джерихо видел, что Паковский всеми силами пытается овладеть собой, вернуть свою прославленную улыбку. Наконец тот улыбнулся и даже обнял Джерихо, похлопав по спине.
— Том, это же… А я уж было подумал, что ты не вернешься. Чудесно.
— Рад тебя видеть. Пак, — Джерихо тоже легонько похлопал его по спине.
Пак был их талисманом, предметом восхищения, приобщением к романтическим приключениям войны. Он приезжал в первую неделю, чтобы познакомить их с работой польской дешифровочной машины, и снова вернулся в Польшу. После падения Польши он бежал во Францию, а когда пала и она, перебрался через Пиренеи. О нем ходило множество фантастических историй: рассказывали, что он прятался от немцев у козопаса, потом пробрался на португальский пароход и заставил капитана под дулом пистолета плыть в Англию. Когда зимой 1940 года он вновь появился в Блетчли, Пинкер, почитатель Шекспира, дал ему прозвище Пак («веселый дух, ночной бродяга шалый»). Мать Паковского была англичанкой, что объясняло его почти безупречный английский, выделявшийся только излишне старательным произношением.