Небе увлеченно разглядывал святого.
– Он чем-то напоминает вас, Марш. – Шеф крипо обвел кончиками пальцев очертания тела и хрипло рассмеялся. – Добровольный мученик. Что скажете на это, Глобус?
– Не верю ни в святых, ни в мучеников, – проворчал Глобус и пристально посмотрел на Марша.
– Удивительно, – пробормотал Небе, – кто бы мог подумать – Булер и эти…
– Вы были с ним знакомы? – перебил его Марш.
– Немного, ещё до войны. Убежденный национал-социалист и преданный делу юрист. Интересное сочетание, скажу вам. Фанатик, что касается деталей. Как присутствующий здесь наш коллега из гестапо.
Кребс изобразил легкий поклон:
– Герр оберстгруппенфюрер весьма любезен.
– Нам уже какое-то время было известно о партайгеноссе Булере. Известно о его деятельности в генерал-губернаторстве. Известно о его сообщниках. К сожалению, где-то на прошлой неделе этот негодяй пронюхал, что мы напали на его след.
– И покончил с собой? – переспросил Небе. – Как и Штукарт?
– Примерно. Штукарт был законченным дегенератом. Он не только любовался красотой на холсте. Любил отведать её во плоти. Булер отбирал что ему нужно на Востоке. Назовите-ка цифры, Кребс.
– Польские власти, ведавшие музеями, в 1940 году составили секретную опись. Теперь она у нас. Только из Варшау вывезены следующие сокровища искусства: две тысячи семьсот картин европейской школы, десять тысяч семьсот картин польских художников, тысяча четыреста скульптур.
И снова Глобус:
– В данный момент здесь, в саду, мы выкапываем из-под земли некоторые из этих скульптур. Большинство из этих вещей поступило куда надо: в Музей фюрера, Музей рейхсмаршала Геринга в Каринхалле, в галереи Вены и Берлина. Но между польской описью и списками того, что мы получили, существуют огромные расхождения. Действовали они следующим образом. Будучи государственным секретарем, Булер имел ко всему неограниченный доступ. Он направлял эти вещи под охраной в министерство внутренних дел Штукарту. Все выглядело вполне законно. Штукарт организовывал их хранение или тайный вывоз из рейха. За рубежом их реализовали за валюту: драгоценности, золото – все, что можно легко и незаметно переправить.
Марш видел, что все сказанное невольно произвело впечатление на Небе. Его маленькие глазки не отрывались от сокровищ.
– Кто-нибудь ещё из высокопоставленных лиц втянут в это дело?
– Вы знакомы с бывшим заместителем государственного секретаря в министерстве иностранных дел Мартином Лютером?
– Конечно.
– Мы разыскиваем этого человека.
– Разыскиваете? Он что, исчез?
– Три дня назад он не вернулся из деловой поездки.
– Насколько я понимаю, вы уверены, что Лютер замешан в этом деле.
– Во время войны Лютер возглавлял германский отдел министерства иностранных дел.
– Помню. В министерстве он отвечал за связь с СС и с нами в крипо. – Небе повернулся к Кребсу. – Еще один фанатичный национал-социалист. Вы бы оценили его… гм!.. энтузиазм. Правда, порядочный грубиян. Между прочим, в данный момент я хотел бы официально выразить свое удивление тем, что он замешан в чем-то преступном.
Кребс достал ручку. Глобус продолжал:
– Булер похищал произведения искусства. Штукарт их получал. Положение Лютера в министерстве иностранных дел позволяло ему свободно выезжать за границу. Мы полагаем, что он тайком вывозил из рейха определенные ценности и продавал их.
– Где?
– Главным образом в Швейцарии. И в Испании. Возможно, в Венгрии.
– Когда Булер вернулся из генерал-губернаторства?
Небе поглядел на Марша, и тот ответил:
– В 1951 году.
– В 1951 году это место стало хранилищем их сокровищ.
Небе опустился на стул и стал медленно вращаться на нем, изучая поочередно каждую стену.
– Удивительно. Это, должно быть, одна из лучших частных коллекций в мире.
– Одна из лучших коллекций в руках преступника, – отрезал Глобус.
– Да-а. – Небе прикрыл глаза. – Такое количество шедевров, собранных в одном месте, притупляет чувства. Я хочу на воздух. Дайте мне руку, Марш.
Когда он поднимался, было слышно, как скрипят старые кости. Но в руку Марша он вцепился стальной хваткой.
Небе расхаживал по веранде позади виллы, опираясь на трость, – тук, тук, тук.
– Булер утопился. Штукарт застрелился. Ваше дело, Глобус, решается само собой довольно убедительно, так что не требуется такой затруднительной процедуры, как суд. Если верить статистике, шансы Лютера остаться в живых весьма невелики.
– Кстати, у герра Лютера действительно плохое сердце. Как утверждает его жена, результат нервного напряжения во время войны.
– Вы меня удивляете.
– По словам жены, ему нужен отдых, лекарства, покой – ничего этого в данный момент у него нет, где бы он ни находился.
– Это деловая поездка…
– Он должен был вернуться из Мюнхена в понедельник. Мы проверили в «Люфтганзе». В тот день среди пассажиров не было никого по фамилии Лютер.
– Может быть, бежал за границу?
– Возможно. Но сомневаюсь. Придет время, мы его выследим, где бы он ни прятался.
Тук, тук. Марш восхищался цепким умом Небе. В бытность комиссаром полиции Берлина в тридцатых годах он выпустил пособие по криминалистике. Марш вспомнил, что во вторник вечером видел его на полке у Котха в отделе дактилоскопии. Оно все ещё считалось образцовым учебником.
– А вы, Марш? – Небе остановился и повернул назад. – Что вы думаете о смерти Булера?
Неожиданно вмешался молчавший все время Йегер:
– Если позволите, мы всего лишь собирали информацию… – выпалил он волнуясь.
Небе стукнул палкой по камню.
– Вопрос адресован не вам.
Маршу зверски хотелось курить.
– У меня только предварительные замечания, – начал он и провел рукой по волосам. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Главное – не с чего начать, подумал он, а чем кончить. Глобус, сложив руки на груди, вперил в него взгляд. – Партайгеноссе Булер, – продолжал Марш, – умер между шестью часами в понедельник вечером в шестью часами следующего утра. Мы ждем протокола о вскрытии, но причиной смерти вполне определенно является утопление – легкие наполнены жидкостью. Это свидетельствует о том, что он дышал, когда попал в воду. Нам также известно от часового на дамбе, что в течение этих решающих двенадцати часов Булер не принимал никаких посетителей.
Глобус кивнул:
– Таким образом, самоубийство.
– Необязательно, герр обергруппенфюрер. К Булеру не приезжали посетители по суше. Но на деревянной пристани есть свежие царапины, что дает основания предполагать, что к ней, возможно, причаливало судно.