Елизавета Васильевна, одетая все в тот же белый плащ, поджидала меня около женщины с бомбой. Чтобы избежать ненужных расспросов, я сделала вид, что очень тороплюсь, быстро отдала ей деньги, взяла ключи, уточнила комбинацию цифр для кодового замка и пообещала позвонить ей в конце следующего месяца. Это в случае, если Марина до того времени так и не объявится.
Распрощавшись с Елизаветой Васильевной, я решила наведаться к себе. Забыла сказать, на стрелку с «бабой Лизой» (как попросила назвать ее Елизавета Васильевна) я отправилась без машины — неохота было крутиться по набережной. От Дорогомиловской заставы до моего дома пешим ходом примерно двадцать пять минут — не развалюсь, дойду. С другой стороны, разумно ли сейчас идти домой, ведь там меня вполне могут поджидать оперативники СБ, желающие пообщаться на предмет вчерашнего двойного убийства. На их стороне закон и квалификация по части развязывания языков, чтобы получить нужные сведения, ну и так далее… А что на моей стороне? Практически ничего, кроме… Кроме того, что это мой район. Пусть со временем изменившийся почти до неузнаваемости, но мой. В детстве мы облазили здесь все закоулки, практически во всех окрестных домах жили одноклассники или приятели из соседних школ. Поэтому я знаю планировку в здешних домах (а она тут не типовая, по всему Кутузовскому вы не найдете и двух домов со схожей планировкой). Будем надеяться, что те особенности моего района, о которых знаю я, не известны сотрудникам Службы безопасности.
Например, вряд ли они в курсе, что в мой подъезд есть аж целых четыре входа. Бабушка рассказывала, что во всей Москве всего два дома с такой дурацкой топографией, как у нас, где большую часть полезной площади занимают длинные, никому не нужные коридоры. По непонятной причине бабушка страшно гордилась этим фактом, правда, всегда добавляла, что спроектировавшего дом архитектора сняли с должности сразу после реализации проекта. Я думаю, что архитектора сняли по другой причине. Дом был построен в 1953 году. Сменилось руководство, соответственно, сменились и архитекторы, которым дозволено было строить на Кутузовке.
Отличительной особенностью нашего дома было наличие двух входов в каждый подъезд, а в наш, как я уже упоминала выше, входов было целых четыре: два черных, со двора, один с улицы — парадное крыльцо, единственное на весь дом, — и вход через боковую дверь. Сегодня там расположена стоматологическая поликлиника, но изначально это проектировалось как квартира для кремлевского генерала. Квартира имела отдельный вход и занимала половину двух этажей. Генерал, для которого квартира предназначалась, не успел даже получить ордер. Это опять, как вы понимаете, было связано со сменой власти. На двух генеральских этажах расположился ведомственный детский садик. Ведомство, оккупировавшее генеральские апартаменты, располагалось на Лубянской площади. Сама я в этот садик не ходила: к моменту моего рождения дошкольное учреждение приказало долго жить. Экс-садик долго пустовал, пока наконец его не выкупили какие-то коммерсанты, попутно выселив жильцов с первых этажей. Полгода шел ремонт: в окна вставляли стеклопакеты, чинили ступеньки на крыльце и вешали новую дверь в парадном. К лету в бывшем ведомственном садике Комитета государственной безопасности открылась стоматологическая поликлиника. Поликлиника существовала и по сей день, и уборщицей в ней работала тетя Люся с четвертого этажа.
Если я зайду через парадный вход, вызову на ресепшн тетю Люсю, а потом попрошу ее открыть дверь, ведущую на лестничную площадку второго этажа, меня никто не увидит. Теперь надо прикинуть, где могут стоять наблюдатели. Скорее всего, в палисаднике перед домом и в той арке, что ближе к проспекту. Маловероятно, что кто-то стоит на углу Поклонной и улицы 1812 года. Очень маловероятно… Стало быть, там я и пойду. Я прошла по подземному переходу под Третьим кольцом и резко свернула к районной управе. Из осторожности я решила даже не идти по Поклонной, а, пройдя последнюю линию домов, двинуться по тропинке, идущей вокруг гаражного массива. В детстве мы играли тут в индейцев. Тропа была очень узкая, с одной стороны ее ограничивала стена гаражей, с другой был довольно крутой обрыв к полосе отчуждения Киевской железной дороги. В детстве считалось особым шиком сбежать вниз по склону и резко затормозить прямо перед рельсами. Сейчас я бы вряд решилась на такое, разве что ситуация стала бы совсем безвыходной.
Уже начало темнеть. С одной стороны, это меня радовало — даже если у сотрудников есть мои фотографии, при таком освещении это им не поможет. С другой стороны — имелся хороший шанс оступиться и съехать по склону вниз. Перелом маловероятен, зато почти стопроцентно я вляпаюсь в собачьи экскременты. После того, как запретили выводить собак на Поклонную гору, местные собачники облюбовали эту территорию для выгула своих питомцев. Если такое произойдет, сотрудники СБ легко обнаружат меня по запаху даже в полной темноте. К счастью, все обошлось — ни собачников, ни бомжей, ни просто случайных прохожих, решивших перейти железную дорогу в столь неподходящем месте, по пути не встретилось. Поворот направо, и вот уже я выхожу к торцу своего дома. Здесь было светло — горела лампа над входом в филиал сберегательного банка. С этой стороны ни души, основная жизнь у нас протекает во дворе. Я спокойно и расслабленно пошла вдоль дома, не забывая зорко посматривать по сторонам. Самая большая опасность — это сквер. Если засада сидит в кустах и наблюдает за входом в поликлинику, они меня не пропустят. Я на ходу вытащила из кармана листок бумаги и сделала вид, что ищу нужный адрес. Из припаркованной у обочины машины вылез мужчина в темном пальто.
— Девушка, — позвал он меня.
Первое инстинктивное движение — шарахнуться в сторону. Еле справившись с инстинктом, я вежливо ответила:
— Да?
— Здесь есть еще какая-нибудь стоматология рядом? — поинтересовался мужчина. — А то у меня тут написано — напротив Панорамы. Ведь это — напротив Панорамы?
— Можно сказать, что да, — согласилась я. — Другая стоматология есть в поликлинике, вы бы позвонили…
— Забыл номер записать, — огорчился мужчина.
— Я тоже туда, — доверительно сообщила я. — Если хотите, давайте зайдем вместе.
— Отлично, — обрадовался он, поставил машину на сигнализацию и подошел ко мне. — Идемте.
Вот нашлась управа и на засаду в кустах (если там таковая имеется). Они ждут одинокую женщину, а не парочку. И со стороны наша встреча выглядела совершенно естественно, как будто мы условились здесь пересечься.
Мы поднялись по ступенькам и вошли в поликлинику. Мужчина сразу же направился к стойке ресепшн, а я — к боковой двери, ведущей в подсобное помещение, где, как я знала, хранится тети-Люсино хозяйство — веники, швабры, тряпки. Поликлиника должна была закрыться приблизительно через час. Многие врачи уже заканчивали работу, наступало время тети Люси, время уборки. Я открыла дверь. Тетя Люся была на месте, раскладывала в многофункциональную тележку различные химикаты, губки, тряпки. Уборка в таком месте — это не просто повозить шваброй по полу.
— О, Васенька, — обрадовалась тетя Люся, увидев меня, — какими судьбами?
— Теть Люсь, — зашептала я, — ты меня пропусти в подъезд отсюда. А то там мужик какой-то сомнительный стоит со стороны двора, боюсь я его.