– Уйди с дороги! Я сейчас возьму нож и расправлюсь с той уродливой девочкой.
– Наталья, беги! – прокричала Ката.
Натусик выскочила в коридор.
– Ката, пусти меня! Пусти! Я ее замурую под кафель!
– Вы недосказали, что случилось с Женей. Очень хочется узнать.
– Задушу!
– Не заводитесь.
– Она у меня на антресолях жить будет!
– Сварить вам свежего кофейку?
– Да заглохни ты!
Ката стояла в дверном проеме, решив в случае чего лечь на амбразуру.
Свекровь бушевала долго, пожалуй, даже слишком. Коты попрятались по углам от греха подальше, а Арчибальд, забыв, что он говорящий, старательно изображал из себя чучело, боясь шевельнуться.
Наконец Станиславовна опустилась на стул.
– Сегодня Женька и тот охранник идут в ресторан, – произнесла она сиплым голосом. – Втюрились оба по самое не хочу. Все, конец истории. Кстати, угадай, как зовут охранника.
– Понятия не имею.
– Казимир! – выпалила Розалия.
Катарина вздрогнула.
– Вы только Наташке не говорите. После пережитого кошмара она буквально впадает в ступор, услышав имя Казимир [1 - Об этом в романе Милы Серебряковой «Свадьбы не будет», издательство «ЭКСМО».].
– Кого ты предупреждаешь? Я все понимаю, – Розалия уставилась на свои ноготки. – Мне иногда снится Казик, снится, при каких необычных обстоятельствах мы все с ним познакомились. Боже! Бедная Натка. Где она? Мне ее так жалко. Ката, немедленно скажи Наташке, что я ее простила. Натали! Детка, иди сюда!
Даша положила в чашку две ложки сахара и, наполнив ее кипятком, продолжала задумчиво смотреть прямо перед собой.
Лилия Владимировна – сухонькая, но еще довольно-таки бодрая старушенция – выключила кухонный комбайн.
– Дашка, не спи на ходу, смотри, что делаешь-то!
– А? Что вы сказали?
– Ты в каких облаках витаешь? – смеялась пенсионерка. – О кавалерах, что ли, задумалась, красавица?
– Да какие там кавалеры. Думаю о смысле жизни.
– Ох ты, едрит твою налево. Нашла чем головку молодую забивать. Мне вот скоро восемьдесят стукнет, я уже одной ногой на том свете и то о смысле жизни не задумываюсь.А ты, молодка, чего дурью маешься, аль больше помечтать не о чем?
Гришкова устало посмотрела в выцветшие глаза Лилии Владимировны.
– Мечтать я не люблю да и не умею. Даже в детстве с трудом удавалось. И вообще считаю – мечтают одни дураки. Ну какой прок от мечтаний? Что это человеку дает? Можно целыми днями сиднем сидеть на стуле и фантазировать, а толку? От этого счастливее не станешь.
– А ты почем знаешь? Я вот хоть и старуха совсем, а иногда люблю грезить о прекрасном.
Дарья усмехнулась:
– И как, получается?
– Представь себе. Я с тобой не согласна, мечты помогают жить. Да, да, помогают. Когда есть мечта, человек стремится к ее осуществлению, появляется стимул, цель, а когда…
– А когда мечта ни с того ни с сего осуществляется, люди чувствуют разочарование. Цели больше нет, делать нечего, наступает полная опустошенность.
Пенсионерка отмахнулась:
– С тобой болтать – только время тратить. Умна ты, Дашка, не по годам, оттого и на жизнь смотришь сурово. А чего, спрашивается, куксишься? Все у тебя есть: и здоровье, и красота,и головка варит. Живи не тужи, наслаждайся тем, что встаешь утром с кровати и у тебя ничего не болит. Знаешь, какое это счастье? О! Тебе не понять, а как состаришься, вспомнишь еще слова бабы Лили. Вспомнишь, да поздно будет. Уйдет времечко беззаботное, уйдет безвозвратно. Как ни старайся, а обратно его не воротишь.
Даша откашлялась:
– Лилия Владимировна, а вы счастливы?
Старушка ответила практически сразу:
– Да. Теперь я это понимаю. Понимаю, что счастье не то, что происходит с тобой сейчас, а то, что было с тобой раньше. Оно ведь следует за нами неотступно, а мы его не замечаем.Все ждем, сетуем и жалуемся, мол, когда ж счастье-то придет. А потом вдруг случается беда, свет белый не мил становится, и ты понимаешь: ведь все, что со мной происходило до сегодняшнего момента, и было настоящим счастьем. Вот так.
Даша продолжала размешивать в чашке сахар.
– Дашка, ну сколько можно мешать? Погляди в чашку-то, ты пакетик чайный бросить забыла.
Гришкова спохватилась:
– Я и не заметила.
– Ничего вокруг вы не замечаете, никого не видите и не слышите. Все, давай сюда чашку, надоело смотреть. Стоишь как неживая. Иди садись за стол, я тебе нового чайку налью.
Даша опустилась на стул:
– Лилия Владимировна, чем я могу вам помочь на кухне?
– Да вроде дел и нет никаких. Я все переделала. Обед готов, тесто для пирожков еще не скоро подойдет, можно спокойно чаевничать.
– Странно, но Варвара Давыдовна сказала мне то же самое в гостиной. Дел нет, иди пей чай.
– Трудолюбивая ты, Дашка, дом до блеска вылизала. Теперь жди.
– Чего?
– Когда грязь появится, – хохотнула пенсионерка. – Или по работе соскучилась?
– Не люблю сидеть без дела.
– Ты не переживай, на твой век работенки хватит.
В коридоре послышался стук каблуков, и в кухне появилась хозяйка коттеджа.
Стройная, словно тростиночка, Варвара Давыдовна, несмотря на свои пятьдесят лет, выглядела молодо. Красавицей она не была, главным образом из-за крупного носа и мясистых, каких-то бесформенных губ. Но и отталкивающей ее внешность не назовешь. В общении Варвара Давыдовна предпочитала больше слушать, чем говорить, и никогда – пожалуй, за редким исключением – не смотрела в глаза собеседнику.
– Дарья, – ее высокий голосок прозвучал как звон колокольчика. – Вы мне нужны. Пройдемте в кабинет.
Гришкова встала.
– Лилечка, – Варвара Давыдовна с теплотой посмотрела на старую помощницу, – свари мне крепкого кофейку и принеси его в спальню.
– А может, супчика налить, Варь? Он еще горячий, ведь с утра ничего не ела.
– Нет, только кофе, я не голодна.
В кабинете Варвара подошла к столу и, кивнув на монитор, пояснила: