Я села как можно дальше.
— Это ведь подделка?
— Угу.
— У меня было подозрение. Ее легко распознать?
— Только если знаешь, что искать. В верхнем правом углу маленькая линия, там, где пластина поцарапана. Мне также сказали, что бумага не совсем та, но я не вижу отличий. Узнаю только по отметке от царапины.
— Парень, которого ты пытался арестовать, из северного Трентона?
— Нет. Я точно уверен, что он работал один. Такая подделка денег обычно является семейным делом. В очень узком кругу. — Он положил руку на спинку дивана и стал пальцем поглаживать мой затылок: — Итак, насчет этой двадцатки…
Ситуация была безнадежной. Морелли собирался вытянуть все из меня силой.
— Двадцатка приплыла от Франсин Новики, мамаши Максин, — сдалась я. — Новики расплатилась ею вчера с продавцом травки.
Я поведала ему остальную часть истории, и когда закончила, у него на лице проступило странное выражение.
— Как ты натыкаешься на такие вещи? Просто… мистика какая-то.
— Может, у меня тоже есть глаз.
Лишь только я так сказала, как тут же пожалела об этом. Такой глаз был похож на чудовище под кроватью. Не из тех, что тянет выманить из укрытия.
— Я действительно думал, что это была единоличная деятельность, — признался Морелли. — Парень, за которым мы наблюдали, подходил по психологическому портрету. Мы наблюдали за ним пять месяцев. И никого при этом не опознали, как соучастника.
— Это бы многое объяснило насчет Максин.
— Да, но я все еще не ничего понимаю. За пять месяцев тот парень не имел никаких контактов с Кунцем или Максин.
— Вы своими глазами видели, как он передавал деньги?
— То-то и оно, что нет. В этом и была часть проблемы. У нас были только косвенные улики и случайное стечение обстоятельств.
— Тогда почему ты сделал ход?
— Позвонили федералы. Произошли кое-какие события, заставившие поверить, что он печатает деньги.
— А он не печатал.
— Да. Никаких денег нигде не оказалось.
Морелли снова взглянул на двадцатку.
— Очень возможно, что где-то ходит часть двадцаток, и одна из них нечаянно досталась матери Новики.
Раздался стук в дверь, и Морелли пошел открыть.
Это оказался Салли.
— Он совсем рехнулся, — заявил Салли. — Попытался меня убить! Бедный тупой сукин сын пытался, твою мать, меня грохнуть.
Салли выглядел как безумная, доведенная до исступления тестостероном школьница-переросток. Юбка в складку, накрахмаленная белая блузка, неопрятные потные носки и разбитые кроссовки. Ни макияжа, ни парика, только двухдневная щетина и волосатая грудь, выглядывавшая из ворота блузки.
— Кто тебя пытался убить? — спросила я. Я предположила, что речь идет о соседе по квартире, но, судя по прикиду Салли, любой мог бы захотеть решиться на это.
— Да Сахарок же. Совсем сбрендил. Выскочил из клуба после концерта в воскресенье вечером и вернулся домой только час назад. Вошел в дверь с канистрой бензина и зажигалкой, сказал, что собирается поджечь квартиру, во всеуслышание заявив, что любит меня. Вы можете поверить?
— Ничего себе.
— Все трындел, как же было прекрасно, пока не появилась ты, и я не перестал обращать на него внимание.
— Разве ему неизвестно, что ты не гей?
— Он заявил, что если бы ты не вмешалась, я бы мало-помалу в него начал влюбляться. — Салли запустил пятерню в прическу Дикаря с острова Борнео. — Вот же везет, кто-то на хрен сходит по мне с ума, и это, оказывается, всего лишь парень.
— Может, стоит что-то сделать с твоей манерой одеваться.
Салли посмотрел на свою юбчонку.
— Я этим и пытался заняться, когда он ввалился. Подумываю об изменения имиджа в более здравую сторону.
Мы с Морелли разом закусили наши нижние губы.
— Так что случилось дальше? — спросил Морелли. — Он устроил пожар в квартире?
— Нет. Я вырвал канистру у него из рук и выкинул в окно. Он попытался устроить пожар, поднеся зажигалку к ковру, но ковер отказался гореть. Только образовались большие черные оплавленные пятна да вонь вокруг. Синтетика, знаете ли. Наконец он сдался и выбежал прочь, чтобы достать еще бензин. Я решил, что не стоит дожидаться, когда превращусь в угольный брикет, поэтому набил тряпками пару мусорных мешков и сделал ноги.
На лице Морелли проступило зловещее выражение:
— И ты пришел сюда.
— Ага. Вспомнил, как ты управился с ним тогда в клубе, и то, что ты коп и все такое. Так что здесь самое безопасное место, чтобы переждать. — Он поднял вверх ладони. — Только на пару деньков! Я не хочу навязываться.
— Дерьмо собачье, — выругался Морелли. — На что это похоже, на "дом на полпути" для потенциальных жертв опасных маньяков? [37]
— Может, не такая уж и плохая идея, — вмешалась я. — Если Салли даст знать, что обитает здесь, мы могли бы заманить Сахарка.
По правде говоря, узнав личность подозреваемого, мне стало гораздо легче. И я в некотором роде испытала облегчение, обнаружив, что это Сахарок. Уж лучше он, чем банда. И уж точно лучше того парня, который резал пальцы.
— Две вещи вызывают сомнение, — сказал Морелли. — Номер один: я не в восторге от того, что мой дом превращается в ад. Номер два: арест Сахарка ничего не даст, если мы не поймаем его на месте преступления.
— Да без проблем, — заявил Салли. — Он рассказал мне, как сжег квартиру Стефани и как пытался поджечь этот дом.
— Ты готов дать показания?
— У меня припасено кое-что получше показаний. Я забрал из машины его ежедневник. Он полон смачных деталей.
Морелли прислонился к стойке, скрестив на груди руки.
— Я соглашусь лишь при одном условии: если реально никто из вас здесь обитать не будет. Оброните словечко, что живете со мной, дважды в день будете входить и выходить, так будет выглядеть натуральней. Потом на ночь я вас отвезу в безопасный дом.
— Отвези Салли в безопасный дом, — предложила я. — А я помогу со слежкой.
— Ни за что, — заявил Салли. — Не хочу пропустить все веселье.
— Никто из вас не участвует в слежке, — возразил Морелли. — Это не обсуждается. Или будет по-моему или никак.
— Что это за безопасный дом у тебя на уме?
Морелли на минуту задумался: