По рации он отдал приказ командиру второго взвода лейтенанту Акулику прикрыть их и потихоньку концентрировать силы, готовясь к отходу, а сам подозвал командира второго отделения взвода:
— Анушидзе! Со своими — ко мне! Всех раненых и убитых оттуда, — он кивнул в сторону бэтээра Вострякова, — в машины! Выполняй!
Анушидзе еще не успел отдать приказ своим бойцам, как Сашка первым бросился к подбитому бронетранспортеру, стараясь зайти с защищенной от пуль «духов» стороны.
Он как вихрь ворвался в открытый бортовой люк бэтээра и нос к носу столкнулся со старослужащим рядовым Бурсаком, которого Банда хорошо знал как опытного и надежного солдата, — здоровенным детиной откуда-то с Полтавщины. Округлившимися от ужаса глазами парень таращился на Банду, зачем-то прикрывая голову руками, сжавшись на жесткой лавке машины в той типичной позе, которая лучше всяких слов объясняет, какой животный ужас испытывает человек, сворачиваясь в куколку эмбриона.
Особенно неприятно Банду поразил автомат Бурсака, валявшийся у ног солдата.
— Чего сидишь, блядь? Сгореть хочешь? — закашлявшись от едкого дыма, наполнявшего бэтээр, закричал Сашка. — Взял автомат — и на хрен отсюда! Раненых в машины таскай, сцыкун!..
Солдат не пошевелился, все с тем же выражением бешеного страха глядя на командира.
— Оглох, что ли? Эй, ты живой? — старлей сильно тряхнул бойца за плечо, и тот энергично закивал:
— Так точно! Там стреляют!..
— Притырок гребаный! Знаю, что стреляют! Пошел на хрен отсюда!
Банда с силой врезал парню куда-то в челюсть, и боль моментом вывела Бурсака из шока, — схватив автомат, он опрометью бросился вон из бэтээра.
Банда попытался осмотреться в едком черном дыму, заполнявшем чрево машины.
Обмякшее неподвижное тело Вострякова лежало на полу, под пулеметной башней. Видимо, это он стрелял из КПВТ, пока хватало на это сил.
Банда сгреб лейтенанта в охапку, чувствуя, что начинает задыхаться, и боясь потерять сознание, рванул что было мочи к выходу.
Они оба буквально вывалились из люка, прямо на руки подоспевших бойцов. Банда оттолкнул от себя Анушидзе, пытавшегося взвалить командира на плечи:
— Со мной все в порядке. Лейтенанта — в бэтээр!
— Всех уже собрали! — крикнул Анушидзе, и старлей удовлетворенно махнул головой:
— Отходим!
Они не успели даже доползти до своей машины, как из-за верхушки нависшей над ними скалы вынырнула пара вертолетов, рокотом моторов перекрывая шум стрельбы.
— «Вертушки»!
Красиво развернувшись, вертолеты четко зашли на позиции «духов». Вспыхнул огонь под крыльями машин, и огненные хвосты реактивных снарядов с воем вонзились в гору, поднимая тучи огня, дыма, песка и камней как раз на том месте склона, где засели «духи».
Два захода — и все было кончено.
Взвод Акулика прочесал гору, как только «вертушки» ушли. Немногих из оставшихся в живых моджахедов, оглушенных и ничего не соображавших после ракетного обстрела, распаленные солдаты просто-напросто расстреляли.
— Противник уничтожен. Пленных нет. Рота потеряла убитыми пятерых, раненых шестеро, — доложил Банда комбату по рации. — Уничтожен один бэтээр, один поврежден.
— Он на ходу?
— Так точно. Оторвано колесо.
— Понял. Продолжайте выполнение боевого задания. Вам на помощь вышел уже твой третий взвод…
Комбат отбросил официальный тон и закончил уже совсем ласково, по-отечески:
— Сашка, милый, держись. Колонна на подходе!.. За ранеными в установленный квадрат я пришлю вертолет, ты не беспокойся. Так надо, Саша…
— Востряков ранен…
— Олег? Сильно?
— Не знаю еще, товарищ подполковник.
— Высылаю «вертушку». Держитесь, ребята! — И рация щелкнула, отключаясь…
Стратегическую высоту они заняли без проблем, не встретив больше ни одного «духа».
Из бэтээров бойцы вынесли убитых и раненых.
Пятерых парней положили отдельно, голубыми беретами прикрыв им лица. Почти все они были из первого отделения и погибли сразу при взрыве мины.
Банда построил остатки взводов, и гулким эхом пронесся по горам залп их прощального салюта.
Шестеро раненых лежали в тени одного из бронетранспортеров. Их уже успели осмотреть и на скорую руку перевязать. К счастью, ранения почти у всех были не слишком тяжелыми.
Только Корнеев, водитель востряковского бэтээра, которого взводный выбросил из машины сразу после взрыва, был не перевязан: у парня действительно не было ни царапины, но мощный взрыв контузил его, полностью лишив слуха. Он сидел, привалившись к колесу бэтээра спиной, и крутил головой, бессмысленно ворочая глазами и раз за разом что-то выкрикивая. Кто-то, кажется, Анушидзе, опустился на колени рядом с ним, заговаривая и пытаясь его успокоить.
Больше других досталось Вострякову. Его тоже контузило, голова была разбита, к тому же он получил огнестрельное ранение грудной клетки. Оказалось, ко всему, что когда Банда вытягивал его, Олег уже начинал гореть, и его босые ноги теперь до колен были забинтованы.
Сашка сел рядом с ним, Востряков был в сознании, и его голубые глаза с благодарностью смотрели на Сашку. Хриплое дыхание вырывалось из груди, и судорога боли то и дело пробегала по его лицу.
— Сашка… — с трудом выговорил взводный.
— Молчи, Олежка, молчи! — Банда успокаивающе погладил Вострякова по руке. — Тебе сейчас никак нельзя говорить. Экономь силы.
— Я… не слышу… тебя… Но ты… послушай…
— Да помолчи ты лучше! — приказал Банда, прикладывая палец к губам.
Востряков через силу отрицательно мотанул головой, прося Бондаровича выслушать.
— Банда, я знаю… ты спас… никогда… не забуду… друг… никогда… слышь? — часто останавливаясь, проговорил раненый. — Жив если буду… И ты если… Всегда ко мне… в Сарны…
Силы, видимо, окончательно покинули парня, и взводный замолк, закрыв глаза и застонав от боли…
Банда обошел занятый его подчиненными рубеж, проверяя, скорее по привычке, чем по необходимости, как подготовились к отражению возможных внезапных нападений «духов» бойцы его роты.
Все было сделано четко, грамотно и аккуратно.
Даже старший сержант Анушидзе, взявший теперь, после ранения Вострякова, на себя командование первым взводом, отлично справился с задачей, правильно определив позиции дозорных, линии огня для каждого отделения и бэтээра.