– Тогда не знаю, – с облегчением произнесла я. – Значит, Галин отец невиновен! Все к лучшему.
Бобрыкина кивнула, улыбнулась, словно прочла мои мысли.
– К тому же точно известно, что в вашу деревню он не приезжал, – добавила она. – Машина у него приметная.
– А что, на другой машине нельзя?
Она покачала головой:
– В ту ночь на перекрестке гаишники стояли. Они – делать нечего, останавливали всех. Андрея среди них не было. Это точно.
– Вы сказали, что патрульные не видели ни его машину, ни его самого?
– Да. Собираетесь придумать что-нибудь романтическое? Вроде того, что его тайно провезли в багажнике?
– Нет, – убежденно произнесла я, – не собираюсь. Я вообще даже и рада, что у него алиби. К чему Галине отец-убийца? Да и для бедной Нади еще одно испытание. С ней и так плохо… Спасибо, что выслушали.
Я вышла в коридор. Через минуту меня нагнала Бобрыкина.
– Катя! – окликнула она меня. – Вы сказали, что с Надеждой Шацкой плохо? Почему? Она же вне подозрений.
Я замялась. Ну как ей объяснить?
– Мне кажется, что у нее плохо с головой. Она видит призраков…
– Что?
– Именно так. Она говорит всякую чушь. Про погибшую Карину… и про того мальчика, в смерти которого ее обвинила… Его мать… Я пыталась с Татьяной поговорить – и только навредила! У нее случился сердечный приступ, и она… – я опустила глаза, – ну вы ведь в курсе.
– В курсе, – равнодушно произнесла следователь, – никто не вечен, не судите себя. Только что это меняет? Двадцать лет назад все было определено как несчастный случай.
– Надя не то чтобы винит в этом себя… Но ее мать, Анна Федоровна, думает, что это она. А характер у матери тяжелый. Она Надежду доведет… Надя уже и так на себя не похожа.
Вера Семеновна пожала плечами:
– Давайте пойдем на улицу. Я вас провожу: покурить хочу. Я запросила из архива дело. Да, такая я зануда. Внимательно не просматривала. Но там вроде все в порядке. Неопровержимых доказательств ее невиновности нет, но ничто не говорит и об обратном. Пятно от мела… да, оно есть. Но оно на пиджаке, на уровне груди. Девочка просто не смогла бы дотянуться так высоко. Это типичный несчастный случай. Высота небольшая была, просто он упал неудачно: вниз головой и не сгруппировался. – Вера Семеновна вдруг улыбнулась: – Я там и ваши показания видела!
– Да, я тоже была свидетельницей. Карина отняла у меня мешок с обувью. Помните? Были такие, затягивающиеся сверху на веревочку. В них самые модные туфли быстро покрывались царапинами и становились ни на что не похожи. Так вот, она отняла у меня этот самый мешок и побежала. Угнаться за ней я не могла: она – длинноногая жердина, а я… Ну сами видите какая. А потом словно смена кадров в фильме, я помню залитый солнцем класс и двух девочек, одну напротив другой. Карина обеими руками указывает на Надю, а та виновато оправдывается: «Нет, не я. Не я…»
– Вы сказали, указывает на нее обеими руками? – переспросила следовательша.
– Да, – подтвердила я, – точно это помню, теперь я понимаю, что она обвиняла Надю, а та по своей слабохарактерности…
– А мешок куда делся? Мешок с обувью, – уточнила следователь. – Вы сказали, что она отняла у вас мешок и побежала вперед. Зачем побежала?
– Она сказала, что выбросит его в окно, – объяснила я.
– Выбросила?
– Да. Мне потом пришлось за ним во двор спускаться.
Визиты Павла уже стали привычными. Иногда вместе с ним приезжала и Вера. Вынуждена признаться, что даже стала ждать их обоих.
Тетя Нюра давно записала Павла мне в кавалеры. Она была бы расстроена, узнав, что он не делал попыток обнять меня и не «ухаживал» в привычном понимании этого слова. Он просто шел купаться, а потом я кормила его жареной картошкой.
Когда он купался один, или с Верой, спускался по лестнице. То, что это «место преступления», их ничуть не смущало. Если навязывалась я в качестве компаньонки, то мы шли подальше, на мое новое место или на илистый пляжик рядом с библиотекой.
– А вы неплохо плаваете! – заметила Вера, когда мы возвращались из очередного заплыва.
– Однажды я думал, что Катерина на тот берег собралась, – рассмеялся Павел.
– Нет, на тот берег мне слабо, – отмахнулась я. – Да и скутеров боюсь.
Вера уже вытерлась и теперь, примостившись на обломке плиты, отмывала ноги от грязи. Ножки у нее были изящные, аккуратные, не то что мои. Я с той плиточки то и дело соскальзывала, а она умещалась. Конечно, эта плитка предназначалась не для мощения дорожки, а для облицовки: уж больно узор был выпуклый.
– Очень удобная плиточка! – произнесла Вера, надевая босоножки.
– Ее раньше здесь не было, я из воды достала, – похвасталась я. – Наступила на нее… и такая мысль дурацкая в голову пришла… Вот я за ней и нырнула.
– Что за мысль?
– Я подумала, что это то пресс-папье, которым… Ну из дома Зябужских, которое из библиотеки пропало.
Я посмотрела на Веру, потом на Павла. Они не улыбались, напротив, выглядели очень серьезными.
– Шацкой ведь увлекается лодочным спортом? – неожиданно спросил Павел.
– Да, увлекался, я у него скутер видела, и еще он беседовал с соседом на вечеринке. Вы спросите у Дмитрия…
– Как фамилия?
– Кудрилов, он живет через улицу, напротив Шацкого.
Вера Семеновна задумалась:
– Андрей забрал из дома свой гидроцикл… или лодку?
– Нет, – уверенно ответила я, – не забирал. Но это ничего не доказывает. Такие вещи всегда можно взять напрокат.
– Напрокат – только до двадцати одного ноль-ноль, – напомнила Вера. – А убийство произошло позднее.
– По правилам, такие вещи выдают только в светлое время суток, – продолжил рассуждения Павел, – но он мог взять не только гидроцикл, но и любое плавсредство. А если заплатить немного больше, то…
– То, учитывая его привычку убивать, лодочник в опасности, – холодно заключила Вера.
– Только доказательств у нас нет, – вздохнул Павел.
Что-то наша доблестная милиция забуксовала!
– А разве нельзя заключить его под стражу? Пока сам не признается? – вырвалось у меня.
Вера передернула плечами, Павел усмехнулся:
– Это Митьку-алкаша можно заключить, пока не сознается. А твой Шацкой столько адвокатов наймет и залог внесет… В общем, для этого типа более серьезные причины нужны. Тем более что у нас всего лишь предположение.
– Тогда можно еще одно предположение? Скоро будет еще один труп.
– И кто на очереди? – саркастически спросила Бобрыкина.
– Ольга Кудрилова, соседка Шацких, – не раздумывая, ответила я.