Накануне Ивакин сходил и к министерскому санаторию, в котором, по словам Анжелы Сергеевны, убитая журналистка отдыхала ребенком. Санаторий оказался престижным, но слегка обветшалым, как и вся отрасль — некогда перспективная, но теперь переживавшая не лучшие времена. «Ее отец мог быть небедным человеком, — подумал Ивакин, идя к воротам парка. — Даже если не было денег, имущество должно было остаться. В те годы в этом министерстве не скупились». Музыка в ресторанах усилилась в расчете на выходивших из кинотеатра людей. Ивакин поморщился: думать при таком шуме было невозможно.
Зато уже за воротами царили ночь и тишина. Такова была особенность этого южного городка: улицы практически не освещались, парков местные жители боялись и в них не гуляли, оживленными были лишь окрестности санаториев, центральная улица да вот еще две площади.
Ивакин шел по главной аллее. Ветви платанов над его головой смыкались, не давая электрическому свету рассеиваться. Можжевеловые изгороди, которые годами никто не подстригал, неопрятно топорщились во все стороны, многие деревья загнили из-за дождей и никто не озаботился тем, чтобы их вырубить. Большинство фонарей были разбиты, лавочки валялись кверху ногами. Но люди попадались и здесь. Ивакин отметил, что это все курортники — совсем белые, видимо, недавно приехали. Привыкли у себя в столицах, что в парках гуляют, что, если жизнь бьет ключом у входа, то и войти можно без опаски. Постепенно они, видимо, понимали, что в этом парке им никто безопасности не гарантирует, и поворачивали обратно.
Последним плацдармом цивилизации была скудно освещенная смотровая площадка над морем. Ивакин подошел к ее краю. Издалека ему показалось, что площадка висит над водой — он страшно любил такие места, но выяснилось, что внизу, за каменными перилами — пологий неглубокий обрыв, а дальше — берег моря. Свет на площадке не давал разглядеть его. И вдруг, как по заказу, фонарь погас. «Десять», — понял Ивакин. Уличное электричество, как и горячая вода, в Лазурном были по часам. Парк стал совсем темным, зато когда глаза привыкли к этой темноте, в свете луны Ивакин разглядел под площадкой дикий пляж. Он показался ему знакомым: и валуны эти, и пара брошенных лодок. «Ну, конечно! — сказал он себе и даже усмехнулся: смекалистый, как Штирлиц, правы ребята. — Этот берег Прокопенко и описывал». Ему стало жутковато, он потоптался на площадке, но все-таки пересилил себя: пошел дальше. И сразу обнаружил тропинку, ведущую вниз, к воде. Туда уже он спускаться не стал: все равно оперативники облазили здесь каждый сантиметр.
Возвращался Владимир Александрович уже в полном одиночестве. Напуганные внезапным выключением фонарей курортники покинули парк. Ни одной живой души! Только шумят вершины деревьев, бьет море о камни, да орет музыка в трех ресторанах. Выйдя на свет, Ивакин замедлил шаг.
Ничего удивительного в том, что Марина зашла в парк: ей и ее спутнику, видимо, надо было срочно переговорить, а на шумной площади пришлось бы кричать. Все логично, даже если человек, с которым она встречалась, был ей плохо знаком. Вот только убивал он ее у моря — это доказанный факт. Она захлебнулась. Значит, они спустились с площадки вниз. Только это удивляло Ивакина. Спускаться на берег было жутко даже ему. А ей? Получается, что спутнику своему Марина доверяла.
Накануне отъезда, купив бутылку местного вина и торт, Ивакин зашел в следственный отдел к Прокопенко.
— А, Владимир Александрович! — вежливо улыбнулся Прокопенко. С тех пор как Ивакин перестал приходить, отношение к нему улучшилось. — Ну, что вы! Зачем это!
— Уезжаю завтра. Накупался, назагорался.
— Да-а, не повезло вам с погодой.
— Есть какие-нибудь новости?
— Ну, какие новости. В Москву бумаги отправили — по поводу Михаила этого.
— Новых свидетелей не нашли?
— Нет, но искать продолжаем. — Прокопенко разлил вино и замер с ножом, примериваясь к торту. — Публика-то у нас тут какая — в основном, приезжие. Может, кто-то что-то и видел, но они разъехались все. Сейчас приезжают-то на неделю всего, максимум на две! И не лень им тащиться в такую даль ради десяти дней, а?
— Сейчас многие отпуск дробят. Две недели летом, две недели зимой.
— Дурдом, — оценил Прокопенко новую моду. — А нам теперь ищи свидетелей по всей стране.
— Ну, местные тоже найдутся, я уверен. Хозяйка говорила, что Марина звонила из автомата. Кому, узнали? Брату?
— Еще не выяснили. Но вот что интересно: накануне убийства, в понедельник, она звонила в Москву дважды. Один раз с переговорного пункта, который находится прямо напротив дома, это запомнила телефонистка… часа так в четыре, а второй раз из автомата по карточке, которую купила, по словам продавщицы киоска, на набережной, перед самым закрытием, то есть где-то в шесть. И это, скажу я вам, очень много дополнительных усилий требует: ближайший автомат не меньше, чем в километре, да все в гору. То есть надо сначала спуститься вниз к киоску, чтобы купить карточку, потом полчаса подниматься наверх. Неудобно. Правда, с автомата дешевле…
— И телефонистка не прослушивает, — заметил Ивакин, принимая от Прокопенко кусок торта. — А до этого она звонила куда-нибудь?
— За две недели ни разу.
— И мобильного у нее не было?
— Не было.
— Ее вещи больше ничего не дали?
— Вы же видели описание. Обычные вещи. Книги, платья… Ничего особенного. Вот телефонную карточку на днях хозяйка нашла в тумбочке. Ее карточка, Леонидовой. Она наговорила с нее двадцать минут.
— Двадцать? Это длинный разговор.
— Да… Слушайте, а про цепочку с кулоном вы, наверное, тоже не знаете, которую Леонидова носила, фамильную?
Ивакин покачал головой.
— Нашли ее. Бывает же такое! Она уже давным-давно в бюро находок аэропорта валялась. Случайно мы об этом узнали.
— И кто же ее нашел?
— Уборщица, которая в мужском туалете убирается. Мусорное ведро вытряхивала и нашла. А она женщина верующая. Да и побрезговала, наверное. Кулон-то оказался недорогой. Врала все Леонидова. Камень… — Прокопенко порылся в бумагах. — Топаз. Красивый! Украшение не старинное, но и не современное. Скорее, довоенное. Брат так и говорил: блокаду пережило, ее матери от бабки досталось. Кстати, о брате. Я думаю, вокруг него накопилось слишком много совпадений. Ведь цепочка в аэропорту нашлась. В среду вечером. Так что местный убийца совсем отпадает… Что ж! В командировку прокачусь. Надоело здесь сидеть.
Ивакин кивнул без особых эмоций. Судя по всему, причины этого убийства кроются не в Лазурном, даже если убил и не брат. Цепочка с кулоном нашлась в аэропорту… Убийца улетел.
— Не мог он ею душить? — спросил Ивакин.
— Да ну! — Прокопенко махнул ножом. — Душили удавкой. Профессиональной, можно сказать. И потом, это у новых русских сейчас такие цепи, что быка задушить можно, а эта обычная такая, какие раньше носили: то-оненькая, еле видно.