Одна дамочка средних лет (это если считать продолжительность жизни равной ста годам) уже обратила на него внимание. Она была не в его вкусе, но понаблюдав за ней два дня, Ивакин решил все-таки откликнуться: погода была просто невыносимой. Однако поговорив с ним минут пять, дамочка неожиданно разочаровалась и, не прощаясь, ушла. «Чувствует, что я верный муж», — утешил себя Ивакин.
Пробовал он и гулять по пляжу. Но его представления о дожде были по-московски наивными. Зонт мгновенно выворачивало наизнанку, но он бы и не помог: из-за сильного ветра казалось, что дождь льется сбоку и снизу. Море было невероятно грязным; эта грязь как-то сразу напоминала, что море, как лужа, имеет свои границы.
Впрочем, Ивакин всегда толковал происходившее с ним, плохое ли, хорошее, мягко говоря, тенденциозно, и потому слыл упрямым и суеверным, хотя сам себя считал покладистым и рациональным. Вот и сейчас он сказал себе: «Что я, в последний раз на курорте?» — и достал записную книжку.
С замначальника местного ГУВД он учился когда-то в Омской высшей школе милиции. Лет двадцать назад они даже делали попытки дружить семьями, но Ивакин постеснялся: во-первых, Семенов уже тогда занял этот пост, что считалось многообещающим, а во-вторых, с жителями курортов много таких, умных, желают дружить семьями. Так отношения и заглохли, не успев расцвести. Семенов не настаивал. На телефонный звонок он, однако, ответил с большим энтузиазмом. Заставил записать адрес, спросил, прислать ли машину.
— Зачем мне время экономить, Сергей Палыч? — ответил Ивакин. — У меня теперь одна забота — как его тратить.
— Ну, в общем-то, — согласился Семенов. — Тогда с ночевой!
Старый однокурсник сильно раздался вширь. Говорил он, как и все начальники, категорическим и подчеркнуто дружеским тоном, но в целом, видимо, остался прежним балагуром и незлым человеком. Попенял Ивакину, что тот ни разу не погостил у него, а на предложение заезжать, если будет в Москве, ответил:
— Да ну эту вашу Москву! Как ты живешь там, не понимаю!
— Привык, — улыбнулся Ивакин.
— Не знаю, не знаю! — Семенов налил еще по рюмочке. — Я со всем в Москве могу смириться, кроме одного — расстояний. Я ведь здесь как живу: с работы пришел — через пять минут на пляже. Не хочется на пляж — через десять минут на рыбалке. Понимаешь? Через десять минут после окончания службы я уже сижу с удочкой! Через десять минут, Володя! — он строго погрозил Ивакину пальцем, как бы подозревая, что тот недостаточно внимательно относится к этой цифре.
Семеновская жена, тучная женщина с недовольным лицом, вышла из кухни с блюдом хинкали.
— Расстояния — это да, — философски согласился Ивакин, решив свою рюмку оставить на следующий семеновский раз, но тот с такой обидой уставился на него, что Ивакин, морщась, выпил.
— И какая рыбалка! — продолжал свое Семенов.
— Бычки?
— Это ты, Ивакин, бычок! А наша настоящая рыбалка — это когда мы едем в Дагестан, к шурину моему, и там на мощнейших байдах на осетра ходим. Эх! У меня шурин знаешь какой? Он раньше браконьером был, пулевые ранения имеет. Фурами рыбу возил. Однажды провез полтонны икры в машине, замаскированной под свадьбу. Все как надо было: и ленточки, и кукла на капоте, и жених с невестой. Крупно работал, с фантазией… А теперь он начальник рыбнадзора.
Ивакин от неожиданности подавился соленым помидором. Семенов тоже засмеялся.
— Да-да, я не шучу. Ну, он хороший парень! Надо и за него выпить, не забыть. Ты надолго приехал?
— На две недели. Но уже три дня проотдыхал.
— Не, не успеем. Ты надолго приезжай, тогда свожу тебя на настоящую мужскую рыбалку.
— Стар я уже на байдах гоняться.
— Да ладно! — Семенов игриво ткнул его в бок. — Все только начинается в нашем возрасте. Это ведь, если вдуматься, вторая молодость! Вот я, скажу тебе откровенно…
Тут в комнату вошла семеновская жена с блюдом баклажанов и с недовольным выражением лица: осуждающим то ли неизбежное старение, то ли какие-то издержки семеновской второй молодости.
— Ты, мать, посиди с нами. — Семенов изо всей силы хлопнул ее по спине, так что блюдо с баклажанами вылетело у нее из рук и приземлилось посредине стола. — Ты помнишь Володьку? Это же друг мой был! Как мы с ним в Омске куролесили, а!
Жена подозрительно посмотрела на Ивакина, как бы говоря: «И ты туда же?»
…Ивакин обратился со своей просьбой уже в конце вечера, когда были съедены и голубцы, и хинкали, и жареные баклажаны, и осетрина («Шурин прислал. Конфискат», — признался Семенов), когда уже чай попили, и хозяйка пошла стелить гостю постель.
— А что такое? — удивился Семенов.
— У меня в этом деле личный интерес.
— Родственница? — присвистнул Семенов. Ивакин неопределенно поиграл бровями. — Ну, ознакомься. Я позвоню ребятам… Эх, Володя! Зачем на пенсию пошел? Видишь, еще и месяца не прошло, а ты уже скучаешь.
— Так, Сережа, заскучаешь тут! Ни покупаться, ни позагорать.
— Тоже верно. Значит, говоришь, личный интерес. Там, насколько мне известно, убийство с целью ограбления. Вообще-то, для наших мест это не очень характерно. Это не Москва. У нас, конечно, грабят, машины угоняют, морду курортникам набить могут, но чтобы убийство… Правда, мне сказали, что у нее какие-то бриллианты были.
— Бриллианты?!
— Какой-то антиквариат, что ли. Я врать не буду, особенно не интересовался, я ведь зам по внутренней безопасности, так что ни уголовные преступления, ни следствие ко мне впрямую не относятся. Так, слышал кое-что. Следователь возмущался, что с такими ценностями люди на пляж ходят. Еще деньги большие в ее вещах нашли. Она богатая была?
— Да ты не понял, она мне не родственница. Я тут кое-что проверял, а эта убитая рядом проходила. Но, может, совпадение. Тем более если, как ты говоришь, убийство с целью ограбления.
— Да, это главная версия. Но ты проверяй. Мало ли чего. Может, и нашим поможешь? У нас ведь народ стал какой-то… Мелкий народ. Особенно молодежь…
На следующее утро Семенов уехал рано, гость еще спал. Но в одиннадцать позвонил, сказал, куда подойти и кто ведет дело. Ивакин допил кофе, взял у семеновской жены карту города, телефонный справочник и отправился под дождем расследовать дело Марины Леонидовой.
К одиноким женщинам, приезжавшим в Лазурное, местные, в том числе и милиционеры, всегда относились неважно.
— Приезжают приключения на свою задницу искать! — так это сформулировал молодой самоуверенный следователь Прокопенко.
Ивакин изумленно уставился на него.
— А что? — сказал Прокопенко. — Тридцать пять лет бабе, ни мужа, ни детей, две штуки баксов запросто в чемодане. Приехала оторваться. Разве не так? Журналистка. Могу себе представить, какая у нее… — он поиграл пальцами. Ивакин даже дышать перестал: ждал чего-то неприличного. — Мораль, — неожиданно закончил Прокопенко. Ивакин выдохнул.