Гергиев помолчал немного. Парень в таких дорогих костюмах, он вряд ли понимает проблемы Горика.
— Но может, не стоит тратить так трудно достающиеся деньги на наркотики? — спросил он.
— О, разумеется! Если бы я была жестоким человеком, я бы сказала вам: уважаемый следователь, попадите в такую ситуацию, как у него, встаньте на край бездны в тридцать лет, и вот тогда проявите свою волю: будьте положительным, делайте по утрам зарядку, помогайте малоимущим, что там еще... Выучите китайский, наконец... Конечно, стать наркоманом в ситуации Горика — это самое неразумное, что только можно представить. Но... Как объяснить ему, во имя чего надо отказываться от периодического забвения? Я люблю слова и знаю много слов, но на такие объяснения у меня их не хватает.
— Значит, «подвержены фатализму» — это все-таки правильный термин?
— Государство всегда право...
— Вы помните тот вечер, когда убили Елену? — спросил следователь.
— Разумеется! Это ведь был день обнаружения кражи — первый день, когда вы появились.
— Мне очень приятно, что вы помните день, когда я появился.
— Мы будем говорить об этом?
— Какой у вас язык!.. Ну ладно, мне сказали, вы первой ушли с работы.
— Подождите! — воскликнула я. — Конечно, я все вспомнила. Инна запорола отчет и попросила Горика ей помочь. Фактически она наняла его за тридцать тысяч.
— Он помог? — спросил Гергиев.
— Ну да... Хотя... Утром он все уничтожил, потому что оказалось, что деньги она ему не перевела... Он должен был сидеть в корпорации, когда убивали Елену!
— Нет, он ушел в десять минут шестого. Это показала электронная система контроля.
— Тоже понятно. Инна дала ему свой код, и он решил, наверное, поработать дома. Да, это удобнее.
«Что сделает наркоман, внезапно получивший тридцать тысяч? — подумала я. — Он ушел с работы, чтобы купить дозу! Отчет он решил переделать потом, ночью или утром, на домашнем компьютере! Вот дурак! Но ведь денег она не заплатила...»
— Вы меня слышите? — спросил Гергиев. — Сегодня на допросе мы вживили ему чип. А он ударился в бега! Наивный парень.
— Но вы ведь видите, где он?
— Да, он едет к вам... У меня просьба: когда он зайдет, не закрывайте дверь.
Голос Гергиева стал серьезным. Даже через провода я почувствовала: то, что этот красавчик был милым со мной все последнее время, вовсе не означает, что он милый. Сейчас из трубки прозвучали такие интонации, что рука к ней примерзла.
— А вот и он! — весело сказал следователь, снова превращаясь в рубаху-парня.
...Еще подходя к двери, я почувствовала, что Горик под кайфом — дверь вибрировала. Кроме того, он позвонил как-то заторможенно.
Все верно. Глаза его покрыты мутной пленкой, зрачки огромны. Бедный парень, ведь он глушит свой страх перед болезнью. Не знаю, как я бы вела себя в его положении. Хватило бы у меня мужества оставаться адекватной? Каково это: знать, что смертельно болен, но болезнь можно заморозить, платя гигантские деньги, за которые нужно пахать, пахать, пахать — вечно пахать, боясь увольнения. Если уволят, по какой бы причине это ни сделали, то почти нет шансов получить такой же пост с такой же зарплатой. Значит, начнешь умирать. На глазах у матери... А ей каково? Бр-р. Я передернула плечами. Это одна из причин, почему я не коплю пятьсот тысяч на ребенка. На фиг это надо, так рвать сердце...
— Меня подставили... — невнятно забормотал Горик. — Подставили, я знаю... Ах, какая подстава! Вот подстава-то какая!..
Я не закрыла дверь, когда он вошел. Горик бухнулся в кресло напротив бара. Его глаза казались наполненными грязной водой. Хотелось их вытереть.
— Ты объясни, что случилось, — сказала я, усаживаясь напротив. — Хочешь кушать?
— Хочу кетчупа, — признался он и облизал губы. В уголке его рта скопилась желтоватая пена.
— Алехан, принеси кетчупа.
Алехан изумленно покачал головой, но покорно ушел на кухню.
— Рассказывай быстрее! — Я повернула руку с чипом в его сторону: пусть эти гады услышат хоть что-то в его оправдание. Теперь они могут слушать нас в стереорежиме!
— Помнишь, меня Инна попросила доделать отчет?
— Ну, говори, говори!
— Я решил сделать его дома... — Он замолчал, с радостным любопытством оглядываясь. — А чем стены покрыты? — спросил он. — Это ткань? Она зеленая, да?
— Горик! Ты решил сделать отчет дома, а до этого — уколоться, и поехал в какое-то ваше обычное место, правильно?
— Да, определенно зеленая! — сказал он.
— У тебя есть свидетели, что ты там был все это время?
— Конечно, есть... Она...
— Кто она?
— Толстуха.
Зубы у меня от страха клацнули.
— Какая толстуха?
— Не знаю. Подошла, спросила: хочешь уколоться? У меня есть в два раза дешевле. Давай карточку. Потом села в машину... Дала мне комплект, попросила: подвези до пустыря... Удивительно зеленая стена!
— Ты подвез? — Я изо всех сил потрясла его за плечо. Он был похож на мешок с водой.
Рядом стоял Алехан, держа в руках кетчуп.
— Бесполезно, — сказал Алехан.
— Ты подвез, Горик?!
— Подвез... Она вышла, я укололся.
— Там, в машине?
— У стены. Есть там укромное местечко... Господи! Укромное! Чего уж хуже — никакого алиби!
— Говно героин у нее был... — презрительно произнес Горик. — Надо было ей морду набить...
— Ты знаешь, где ее найти?
— Не-а...
— Как же ты ей морду набьешь?
— Тогда, тогда надо было. Когда она снова в машину сунулась. Сказала, падла: «Ты все равно труп! Так лучше повесься!» — и дала мне что-то в руки! Но это был глюк. Нет, точно глюк. Змею мне сунула!
— Веревку! Если «повесься», значит, она сунула тебе в руки веревку! — с отчаяньем сказала я.
Горик безнадежно уплывал.
— Это же глюк! — ласково объяснил он мне. — Какая веревка у глюка? У глюка только змея! — и захохотал.
В коридоре раздались шаги. Они были очень спокойными и неторопливыми. «Точно прослушивают, — подумала я. — Иначе бы ворвались, как кони».
— Не хотите к нам на работу перейти? — добродушно спросил Гергиев. Он встал надо мной: руки в карманах, раскачивается, переступая с носка на пятку. Его подчиненные наклонились над Гориком.
— Сейчас бесполезно, — произнес один из них, оттягивая его веко. — Совсем глаза закатились.
— Я ведь вам забыл сказать. — Гергиев по-хозяйски осмотрел моего мужа. — Вы что, кетчуп любите?