– А почему вы сказали «нет»? Неужели не было ни единого шанса?

– На выздоровление? Ни единого! Кроме того, окончательное решение принимал Королев. Конечно, бывают случаи, когда я не предоставляю родственникам права выбора. Но Королев – сильный мужчина, привыкший брать ответственность на себя. Если бы он был смертельно болен и ему оставалось три дня, я бы ему об этом немедленно сказал.

– Я против этого, – сообщила Иртеньева. – Говорить правду – дурацкая западная мода, которую особенно полюбили хирурги. Вы даже не представляете себе скрытых возможностей самовнушения. Кроме того, бывают ошибки. Случается, человеку говорят: «Это неизлечимо», – и он умирает от одного страха. Сам себя съедает! А так бы жил и жил.

Иртеньев немного покраснел: видимо, хотел ответить. Но Иван Григорьевич решил вмешаться. Судя по всему, это старый семейный спор психиатра и хирурга, он может идти бесконечно. Сам Турчанинов был на стороне Иртеньева.

– Значит, решение принимал Королев? – спросил он.

– Да. Я объяснил ему, что если операцию не делать, она проживет еще несколько лет, скорее всего, года три. Если сделать, она умрет сразу же. Он спросил: «А за эти три года что-то может измениться?» Я ответил, что шансы убывают с каждым днем. Он принял решение оставить все как было. И я бы сделал так же на его месте. Чтобы потом не упрекать себя в том, что я специально ускорил ее смерть. С его возможностями можно было, ради собственного спокойствия, подождать естественного исхода событий… В общем, как видите, я очень перед ним виноват. Он ейчас здесь? Не хотелось бы с ним встречаться, пока он не отошел от первого шока. Пусть успокоится. Обычные люди, как правило, не понимают разницы между медицинской ошибкой и тем, что в данный момент медицине недоступно. Они судят слишком поверхностно и во всем подозревают злой умысел. А уж в нашей-то области…

– А вы не знаете? – удивился Турчанинов.

– Чего не знаю, простите?

– Королев погиб два года назад. Об этом даже в газетах писали.

– Погиб? Как погиб?

– Ну, там мутная история… – неохотно сказал Турчанинов. – Впрочем, не будем отвлекаться. Надо ее осмотреть… Теперь это, скорее, работа для вас? – он вопросительно глянул на Иртеньеву, и она согласно кивнула.

3

«Трусость – самый тяжкий порок», – написал Булгаков.

Книга, в которой сказаны эти слова, всегда считалась неоднозначной, у нее много поклонников, но и много противников.

Степан Сергеевич относился к поклонникам книги. Он любил цитировать фразы из нее: «Никого не трогаю, починяю примус», «Шизофрения, как и было сказано» и свою самую любимую, ту, в которой говорится о неотвратимости судьбы: «Потому что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила».

А вот слова про трусость казались Степану Сергеевичу не очень точными. У него был свой – совсем другой – список самых страшных грехов. Только с годами Степан Сергеевич догадался, что и эти слова можно применить к его жизни, надо лишь продлить фразу и дополнить смысл. Вот как должно получиться: «Трусость – самый тяжкий порок на пути к богатству. С ним ты никогда не заработаешь много денег».

И это совершенно верно.

Скажем, была такая группа «Ласковый май». Сколько денег заработал ее продюсер! Он говорил каждому встречному, что является племянником президента Горбачева, и под это дело везде получал зеленый свет. А ведь фамилия продюсера была Разин, и ему было бы логичнее называть себя внучатым племянником совсем другого героя. Но тот герой был бесполезен в смысле льгот и, вообще, был никакой не герой, ведь бросать в воду персидскую княжну – дело не геройское и, кроме того, нехорошее в смысле будущих отношений с Ираном. Так что продюсер Разин объявил себя племянником президента, и теперь он намного богаче своего липового дяди.

К чему этот пример? А вот к чему. Фамилия Степана Сергеевича была Горбачев, и это он должен был выдавать себя за родного брата легендарного отца перестройки, но ему казалось: как это так? ведь арестуют!

Уже много лет спустя, пытаясь проанализировать причины полного краха своей жизни, он вдруг подумал, что давно знает формулу этого краха, что она звучала денно и нощно в его ушах, что он сам произносил ее вместо «Отче наш» перед сном, а также после пробуждения, и делал это годами, десятилетиями!

«Как это так? – говорил он себе всю жизнь. – Ведь арестуют».

Он разгадал эту формулу в трезвом состоянии и даже решил, улыбаясь, что способен написать книгу об этом. Сейчас много продается таких книг: «Как заработать миллион», «Как превратить свои недостатки в достоинства», «Формула успеха» и «Как стать победителем». А он предложит рынку гораздо более интересную серию. «Как просрать миллион!» – и вот уже толпы читателей осаждают прилавки. «Как превратить свои достоинства в недостатки» – это второй том тиражом в сто тысяч экземпляров, сметенных за один день. «Формула неудачи» – и он раздает автографы в Доме книги на Новом Арбате, «Как стать проигравшим» – интервью с ним идет на телеканале «Культура»…

Он – крупнейший эксперт в этой области. Он профессор, нет, академик в науке жизненных неудач. Какие бы это были книги!

…Разумеется, тогда он напился, и его подружка не выдержала, сбежала вслед за остальными, за всей этой огромной толпой, возглавляемой единственной законной женой, ушедшей к его другу, который, как она сообщила на прощание, «не трус, а настоящий мужик».

Тогда он потерял двоих самых близких людей.

Степан Горбачев был очень умным человеком. Его ум был настоящий и глубокий, он был подарен ему Богом в количестве, превышающем среднестатистические потребности человека. Кроме того, Горбачев был трудолюбивым, талантливым, он также обладал чувством юмора и хорошим здоровьем. Он долгое время считал, что весь этот комплект обесценен одним-единственным пороком, вычитанным в книге «Мастер и Маргарита», но на самом деле он ошибался.

Начало перестройки Степан встретил секретарем комсомольской организации института. Для иногороднего это был старт, лучше которого не придумаешь. Правда, уже тогда стали появляться удивительные, ни на что не похожие, еще год назад немыслимые альтернативные старты. Например, Миша Королев, его друг и однокурсник, организовал кооператив.

Горбачев приехал к Мише на собственных «Жигулях». Миша только ахнул. Не постеснялся, молодец, восторгался от души. Двадцать минут ходил вокруг машины, открывал дверцы, включал дворники. Видно было, он искренне рад за друга.

Степан стоял рядом с машиной и был такой же сияющий и красивый: в костюме, с галстуком, с подписанной рекомендацией для вступления в партию, заботливо положенной во внутренний карман польского пиджака.

Он даже не верил, что так легко получил эту рекомендацию! Другие ждали годами!

Институтский друг выглядел потрепанным. Индийский свитер из серой шерсти, джинсы-варенки, белые носки…

– Чем занимаешься? – спросил Степан.