– Это с твоим бизнесом связано?
– Да не знаю я!
Они сидели до утра. С первыми лучами рассвета все вдруг преобразилось, как в сказках от крика петуха – серый и тусклый московский день накрыл их возбужденное опьянение и остудил его. По лицам поползли морщины, лицо Степана стало сизым, он вдруг понял, что это их последняя встреча.
Нет, он не ожидал, что Королев покончит с собой – просто он был уверен, что больше им незачем встречаться. Бывают в жизни такие встречи: они наполнены радостью узнавания и надеждами на продолжение, но их смысл только один – завершить то, что не завершено. На них обычно просят прощения либо признаются в любви, которой не вернуть. Ими пишутся финалы историй, и из них не вытянешь больше ни одного слова.
«Какой красивый мир сидит во мне до сих пор, – думал этот бывший ученый, глядя на неуклонный подъем по серому небу чуть более светлого серого сияния. – Ничем его не истребить…» – Он еще чувствовал в себе силу думать, но желания думать уже не было.
Когда через месяц Степан узнал о самоубийстве Королева, он не удивился, но очень долго плакал. На похоронах он встретил Елену, она выглядела еще хуже, чем Миша в гробу, и Лолу – эта совсем не изменилась.
Она бросилась ему на шею, но такой встречи, какая была у него с Королевым, с ней не получилось.
А вот отношения, как ни странно, завязались. По ее инициативе. Она часто теперь звонила, отчитывала его за возобновленное пьянство, даже несколько раз приезжала по его просьбе и разбивала бутылки с водкой.
Последний раз она приехала тридцатого апреля.
Турчанинов шел быстрым шагом и преодолел расстояние в четыре квартала за десять минут. Он думал, у подъезда уже будет стоять милицейская машина, но никого не увидел. Свет ярко горел над входом и внутри, ничего зловещего вокруг не было.
Иван Григорьевич в некоторой растерянности остановился перед запертой дверью, и ему тут же показалось, что сзади рычит собака. Турчанинов быстро оглянулся: с детской площадки на него смотрела какая-то дворняга. Она низко наклонила голову и наблюдала за ним, даже и не рыча – скорее, булькая горлом.
«Черт, когда они рычат, это плохой знак, – подумал он. Лучше бы лаяла… Как войти в подъезд?» Ему захотелось не войти туда, а вбежать.
Тут же в освещенном холле, за фикусом, кто-то прошел. Человек приблизился, и Турчанинов узнал в нем Марининого шофера.
– Не приняли вызов, можете себе представить! – растерянно сказал тот, пропуская следователя внутрь. – Сказали: вызывайте МЧС или ДЕЗ, пусть они дверь выламывают. Мол, мы тут при чем? И все пьяные…
– Охамели совсем, – Турчанинов поймал себя на излишней поспешности, с которой захлопнул дверь. Он оглянулся: дворняга лежала возле песочницы и, кажется, собиралась поспать. «Накрутил себя!» – с облегчением подумал он.
Они пошли к лифтам.
– Что случилось, рассказывайте.
– Да я все рассказал. Дверь изнутри подперта чем-то.
– Не закрыта?
– Нет, чуть-чуть отходит.
– Там тело, думаете?
Шофер вдруг перекрестился, причем как католик – слева направо.
– На тело не похоже…
– Что же это тогда?
– Да сейчас сами все увидите… Они еще знаете что сказали? Если будет труп, тогда вызывайте! Ну не сволочи?
– Мы с вами из милиции ушли, как нам теперь судить кого-то?
– Ничего себе! Я налоги, между прочим, плачу! Хотя вы правы, – вздохнув, согласился он.
Лифт остановился на десятом этаже. Двери открылись.
– А почему темно?
– Лампочки вывернуты. Турчанинов, сделав усилие над собой, вышел на лестничную площадку.
Осмотрелся, поежился: растерзанные пакеты лежали в квадрате света, падающего из открытого лифта, картину надвое пересекала его же собственная тень. Все это выглядело жутко.
Лифт шумно закрылся, стало совсем темно. Он достал из кармана фонарик, посветил в замочную скважину – никаких царапин. Дверь казалась приоткрытой на несколько миллиметров. Он постарался приоткрыть еще, но у него ничего не получилось.
– Это не тело, – сказал он. – Тело бы обратно дверь припирало, и нужно было бы ее приоткрывать снова. И сопротивление было бы мягким… Марина!
За дверью было тихо. Он приложил ухо к щели: ему показалось, что-то ритмично капает или стучит. «Незакрытый кран? Нет». Звук, скорее, был похож на сигнал электрического будильника. Турчанинов вдруг вспомнил тот эпизод дела о покушении на Марину Королеву, где охранник прислушивался к телефонным звонкам. Ему стало очень неприятно, но благодаря воспоминанию он догадался: это телефонные гудки. Шофер говорил, что трубка снята.
Соседская дверь открылась так неожиданно и с таким грохотом, что они оба дернулись, а шофер даже вскрикнул.
Из-за двери выглядывала молодая и симпатичная женщина.
– Вы кто? – без особой тревоги спросила она.
– Мы пришли к вашей соседке, а дверь открыть не можем. Там заперто, телефон не отвечает. Мы волнуемся.
– А-а, – спокойно протянула она. – А то вы меня напугали. Я даже в милицию позвонила, но они там все пьяные…
– Что ж вы дверь-то открываете?
– А что?
– Да мало ли кто ходит!
– А я по тембру голоса поняла, что интеллигентные люди. – (Турчанинов возмущенно цыкнул). – У вас есть ключ? Не можете открыть? А она дома? Думаете, что-то случилось? – быстро и сочувственно спрашивала женщина.
– Да. Видите, продукты валяются. Вы ничего не слышали?
– Я слышала, что лифт постоянно открывался и закрывался. Глянула в глазок, но ничего не увидела. Было темно. Или стоял кто-то.
Турчанинов встал спиной к соседской двери. Слева от него была неглубокая ниша, в которой мог запросто поместиться человек. Если он вышел из ниши по направлению к Марине, то его спина должна была полностью закрыть обзор.
– Криков не было?
– Мне показалось, чей-то негромкий голос. Потом что-то разбилось, я подумала, это в мусоропроводе. Если в мусорку бутылки бросают, они гремят на весь дом. А знаете что? У нас балконы смежные. Хотите, слазьте туда?
Он смотрел на женщину с удивлением и симпатией. Женщины, вообще, не переставали его поражать. Иногда ему казалось, что только в них спасение. Они бывают такими смелыми, такими бесшабашными…
Турчанинов не хотел лезть через балкон, да и не его это было дело, если что-то случилось. Но перед этой женщиной стыдно было выглядеть не отважным.
Они прошли по коридору, свернули в спальню. В квартире было чисто, светло, уютно, пахло чем-то ванильным – наверное, выпечкой. Не хотелось уходить отсюда, тем более через балкон.