Тонкий нежный запах, словно благоухание цветущего апельсинового дерева, обволакивал его. Ее запах.
— Джексон, — прошептала она. В голосе звучал испуг. Ее соски упирались в его мускулистую грудь, а теплое дыхание щекотало шею. — Джексон, ты меня слышишь?
Что толку отвечать? Они тут же начнут выяснять отношения, а он слишком слаб для подобных баталий.
Он упорно молчал.
— О Боже! — издала она жалобный крик, полный раскаяния. Ее пальцы притронулись к его щеке. — Я же не хотела ничего плохого...
Это она-то — причина всех его бед — не хотела ему ничего плохого?
Он изучал ее сквозь полуприкрытые ресницы и весь находился во власти противоречивых чувств. Ее волосы разметались. Мокрая блузка выразительно подчеркивала незаурядные женские формы. Даже растрепанная, Джесс была прекрасна!..
Он не хотел, чтобы его мысли принимали это направление, но как быть, если женщина, о которой запрещаешь себе даже думать, прижимается к тебе своей пышной грудью?.. Это любого выбьет из колеи.
Черт побери! Сейчас Джесс ни капли не походила на жеманную пуританку. Она была явно потрясена, вся — мягкость и ранимость. И к тому же оставалась красавицей с обложки журнала для мужчин.
Она приподняла полное страдания заплаканное лицо.
Он хотел ненавидеть ее. Он должен был ее ненавидеть.
Но как можно ненавидеть женщину, что бы она ни натворила, когда она плачет из-за тебя?..
Вместо ненависти он испытывал другие чувства, о которых старался забыть, которые подавлял в себе при мыслях о ней. Как он радовался, когда Джесс ушла наконец из его жизни!..
Но воспоминания преследовали его постоянно. Часто ему снилась та ночь, одна-единственная ночь, когда он обладал ею. Являясь ему в жарких, сладострастных снах, Джессика Банкрофт была по-прежнему желанна Теду.
Он женился не на той сестре. Проклятие! Не потому ли он ненавидел Джессику больше, чем Дейерде?
Духота давила. В воздухе стоял густой специфический австралийский запах — запах скрэба: тонкий, неуловимый эфирный аромат экзотических растений. Теда заливал пот.
Ее пальцы раздвинули его золотистые волосы и ощупали рану на голове. Он застонал, и Джесс отдернула руку как от огня.
— Не будь таким неженкой, — прошептала она. — Я не хочу сделать тебе больно. Мне нужно осмотреть тебя.
Неженкой? За это стоило бы хорошенько взгреть ее — чтобы знала, что почем.
Рука Джесс приподняла одно его веко, потом другое. Затем ее руки прощупали все его тело сверху донизу, изучая каждый синяк и рану. Ему стоило большого труда убедить себя, что она врач и что к нему прикасается врач, а не женщина. Джессика закончила осмотр и задумчиво посмотрела на него.
— Джексон...
Низковатый певучий голос был напрочь лишен свойственной ей властности. Да, на первый взгляд могло показаться, что она сошла со своего пьедестала.
Он почувствовал, как ее пальцы коснулись его щеки.
— Джексон, если ты слышишь меня, будь добр...
Она подняла его руку и снова пощупала пульс. Другая рука, откинув волосы у него со лба, покоилась там. Она была прохладной, нежной, бесконечно приятной и успокаивающей.
— Джексон, пульс у тебя нормальный. Не думаю, чтоб ты сильно пострадал. Все будет в порядке, но мне надо уйти ненадолго. Я схожу домой и приведу кого-нибудь, кто поможет перенести тебя.
Она продолжала говорить, но голос то приближался к Теду, то удалялся. Он слышал только обрывки человеческой речи. Тед попытался открыть глаза — и совсем перестал ее слышать.
Ему вдруг захотелось не быть столь упрямым. Ему захотелось сказать ей что-нибудь. Он боялся, что у него внутреннее кровоизлияние и другой возможности поговорить с ней уже не представится.
Ему не хотелось, чтобы они расстались, не попрощавшись по-человечески.
Но он ничего не мог с собой поделать: его засасывала черная пустота, поглощая всего без остатка. Ее рука вцепилась в него.
— Джексон, ну скажи же хоть слово! — закричала она.
Едва слыша Джесс, он попытался разжать губы.
— Я... я... — вымолвил он.
Вот и все, а сказать хотелось так много.
Когда он снова пришел в себя, то почувствовал страшную слабость. И одновременно огромное облегчение.
Он жив. Он в коттедже. В полной безопасности. Привычное чувство нависшей угрозы позади. Здесь никто не охотится за ним. Кроме этой женщины.
Стояла ночь. Дневная жара спала. Сквозь шторы просачивался лунный свет. Воздух был плотным и влажным, будто после дождя, и насыщен пряным ароматом мокрых листьев экзотических деревьев. Под потолком лениво вращались лопасти вентилятора, отбрасывая движущиеся причудливые тени. Сквозь полумрак он разглядел, что в комнате наведен порядок. Да уж, по части порядка Джесс была настоящим маньяком.
Снизу доносились запахи приготовляемой пищи, напоминающие о давно прошедшем и милом сердцу: о Техасе, о матери, о родительском доме... О том времени, когда он был мальчишкой. О счастье. О той поре, когда родители еще не разошлись, и не наступило еще глухое одиночество, и Джэб еще не командовал всеми, и он не чувствовал себя изгоем в собственной семье.
Куриный суп.
Джесс знала, как ублажить его. Дейерде никогда в жизни не готовила куриный суп. Но Джесс, надо воздать ей должное, обладала двумя преимуществами. Первое — груди... Второе — еда. Готовила она лучше всех известных ему женщин. А за ним водилась слабость к вкусной еде.
Тед следил за вращающимися лопастями вентилятора и игрой теней на потолке, вслушивался в слабые звуки музыки, доносившейся из бара в отеле на противоположном конце острова. Потом раздался смех Лиззи внизу и строгий голос Джесс.
Лиззи!.. Тед попытался сесть, но это ему не удалось. Понемногу он разобрался, где находится. Он лежал наверху, в спальне, под белоснежными простынями и был абсолютно голым.
Значит, эта дьяволица раздела его и унесла одежду! При мысли, что ее руки касались его тела, Теда прошиб пот.
Да кто ей давал право прикасаться к нему!
Смутные, словно обрывки ускользающего сна, воспоминания вновь всплыли на поверхность его сознания. Длинные тонкие прохладные пальцы гладят его раскаленную кожу, скользя вдоль всего тела. Он слышит голос Джесс. Она что-то говорит и говорит ему...
Значит, Джесс умудрилась доставить его домой, втащить наверх, раздеть и уложить в постель. Так было всегда — если уж что-то втемяшивалось ей в голову, она превращалась в самум, энергия и деловитость били в ней через край, и она всего добивалась.
Черт побери, хорошо бы закурить! Но где эти проклятые сигареты? Она и их забрала?
Сколько он здесь провалялся? Часы? Дни?
Он услышал шаги Джесс на лестнице и легкий, быстрый детский топот, обгоняющий ее.