— С-К-Р-А-Н-О, — поправил его Ламбрет. — В работах Скрано Маунтклеменс усмотрел интеллектуальное мужество, которое выходит за границы обсуждения художественной выразительности и фокусирует внимание на чистоте концепции и идеализации обстановки.
— Стоит он довольно дорого, я полагаю.
— Скрано обычно использует пять фигур.
— Потрясающе! — воскликнул Квиллер. — А что вы можете сказать о других художниках?
— Их значимость в искусстве гораздо меньше.
— Я нигде не вижу бирок с ценами.
Ламбрет поправил покосившуюся картину.
— Трудно ожидать, что галерея такого уровня, как наша, будет вывешивать цены, как в магазине. Для всех наших основных выставок мы готовим каталоги, а то, что вы видите здесь сегодня, — это неофициальная презентация работ группы художников.
— Я очень удивился, узнав, что ваша галерея расположена в финансовой части города, — заметил Квиллер.
— Большинство наших потенциальных и постоянных клиентов — деловые люди.
Квиллер обошёл по кругу всю галерею и решил оставить вопросы на потом. Многие полотна представляли собой беспорядочные кляксы и капли краски кричащих цветов. Некоторые состояли исключительно из волнистых линий. Также там было огромное полотно размером шесть на восемь футов, на котором крупным планом была изображена красная зевающая пасть. Увидев её, Квиллер инстинктивно отшатнулся, На постаменте стоял металлический шар яйцеобразной формы под названием «Безымянное». Рядом располагались продолговатые фигуры из красноватой глины, чем-то напоминающие кузнечиков, но определенной формы выпуклости на вполне определенных местах убедили Квиллера в том, что перед ним недокормленные человеческие существа. Две груды искореженного металла выступали под названием «Предмет № 14» и «Предмет № 20».
Меблировка галереи понравилась Квиллеру больше: ковшеобразной формы кресло, диванчики, словно парящие на изящной хромированной основе, и низкие столики со столешницами из белого мрамора.
Он спросил:
— У вас есть полотна Кэла Галопея?
Ламбрет съежился:
— Вы, должно быть, шутите. Мы не держим полотна подобного сорта в нашей галерее.
— Мне казалось, что произведения Галопея пользуются чрезвычайным успехом.
— Его полотна нетрудно всучить людям, не имеющим вкуса, — сказал владелец галереи. — Но полотна Галопея есть не что иное, как ширпотреб, довольно самонадеянно заключенный в раму. Как предмет искусства они не представляют никакой ценности. Мистер Галопей сделает публике большое одолжение, если забудет о своих притязаниях и сосредоточит все усилия на том, что он умеет делать хорошо, — зарабатывать деньги, Я никогда не спорю с людьми, чье хобби — приятно провести воскресное послеобеденное время за мольбертом, лишь бы они не пытались воображать себя художниками и не влияли отрицательно на вкус публики.
Квиллер обратил внимание на винтовую лестницу:
— Наверху у вас находится другая экспозиция?
— Нет, там размещаются мой офис и мастерская по изготовлению рам. Не хотите ли взглянуть на мою мастерскую? Она может показаться вам интереснее, чем полотна и скульптуры.
Ламбрет провел его мимо хранилища, где полотна крепились в вертикальных ячейках, и затем вверх по лестнице. В мастерской стоял верстак, заваленный всяким хламом; чувствовался устойчивый запах клея или лака.
— Кто делает вам рамы? — спросил Квиллер.
— Очень талантливый мастер. Мы предоставили ему лучшую мастерскую в городе и широкий выбор деревянных планок. — Ламбрет кивнул в сторону планки, лежащей на верстаке: — Вот эта, например, стоит тридцать пять долларов за фут.
Пристальный взгляд Квиллера обратился в направлении примыкавшего к мастерской офиса, из которого доносился какой-то шум. Он изумленно посмотрел на портрет, косо висевший на стене. Балерина в прозрачном голубом одеянии была изображена в момент прерванного движения — и всё это на фоне зелёной листвы.
— Кажется, теперь я начинаю кое-что понимать, — сказал он. — Это мне действительно нравится.
— Я рад за вас. Это полотно Гиротто, как вы видите по надписи.
Квиллер был взволнован.
— Я видел Гиротто вчера в музее. Должно быть, это образец настоящего искусства.
— Так оно и будет, когда полотно будет закончено.
— Вы хотите сказать, что оно ещё не завершено? Ламбрет нетерпеливо вздохнул:
— Здесь только половина картины. Она была повреждена. Боюсь, я не смогу предоставить вам возможность увидеть Гиротто в хорошем состоянии.
Тут Квиллер заметил доску объявлений, сплошь завешанную вырезками из газеты. Он сказал:
— Я вижу, «Дневной прибой» довольно неплохо отзывается о вашей галерее.
— У вас в газете отличная рубрика, посвященная искусству, — сказал Ламбрет. — Маунтклеменс знает об искусстве больше, чем кто-либо другой в городе, не исключая самозваных экспертов, и он обладает таким качеством, как честность, непоколебимая честность.
— Гм, — сказал Квиллер.
— Без всякого сомнения, вы услышите Маунтклеменса, обличающего всех подряд, потому что он избавляется от шарлатанов и поднимает на новую высоту уровень художественного вкуса в городе. Недавно он оказал городу неоценимую услугу, изгнав из музея бывшего директора Фархора. Новое руководство сумеет вдохнуть жизнь в это умирающее учреждение.
— Но разве одновременно с этим музей не потерял аппетитный грант в миллион долларов?
Ламбрет покачал головой:
— Придёт время — будет очередной грант, к тому времени музей заслужит его.
Тут Квиллер в первый раз обратил внимание на руки Ламбрета и черную каемку под ногтями, что отнюдь не соответствовало его утонченной внешности. Корреспондент сказал:
— Я обратил внимание на то, что о работах миссис Ламбрет Маунтклеменс отзывается довольно хорошо.
— Он очень любезен. Многие полагают, что он покровительствует нашей галерее, но ведь мы сотрудничаем только с лучшими художниками.
— Этот парень, который пишет треугольники, он местный художник? Я, возможно, захочу взять у него интервью.
Ламбрет слегка побледнел:
— Достаточно широко известно, что Скрано европеец. В Италии много лет он жил затворником. Полагаю, по политическим мотивам.
— Как вообще вы узнали о нём?
— Маунтклеменс представил нашему вниманию его творчество и связал нас с его представителем в Америке, за что мы испытываем к нему огромную благодарность. На Среднем Западе мы единственные владельцы работ Скрано. — Кашлянув, он прочистил горло и гордо добавил: — Полотна Скрано обладают интеллектуальным мужеством, поразительной чистотой замысла.
— Больше не буду отнимать у вас время, — сказал Квиллер. — Уже почти полдень, а у меня назначена деловая встреча за ленчем.