Когда Квиллер прибыл домой, ожидая увидеть дружелюбного, пушистого, игривого, суетливого кота у двери, он был разочарован; Кот не ждал его. Он поднялся наверх, к квартире Маунтклеменса, и обнаружил, что дверь заперта. Из—за неё доносилась музыка.
Квиллер постучал. Через некоторое время Маунтклеменс, в халате, отпёр дверь.
— Я вижу, вы дома, — сказал Квиллер. — Просто хотел убедиться, что кот не останется без ужина.
— Он только что закончил есть рыбу, — ответил Маунтклеменс, — и сейчас смакует желток варёного яйца. Спасибо за то, что заботитесь о нём. Он выглядит вполне счастливым.
— Мы прекрасно проводили время вдвоем, — сказал Квиллер. — Играли в игры.
— Действительно! Я часто жалел, что он не умеет играть в маджонг.
— Вы слышали ужасные новости? О галерее Ламбретов?
— Если у них был пожар, этого следовало ожидать, сказал критик. — Верхний этаж здания способен легко воспламениться.
— Не пожар. Убийство. — Убийство?
— Эрл Ламбрет, — сказал Квиллер. — Жена нашла его мертвым в офисе в прошлую среду вечером. Его закололи.
— Как грубо. — Голос Маунтклеменса звучал скучающе или устало, и он отступил в сторону, словно собираясь закрыть дверь.
— Полиция никого не подозревает, — сказал Квиллер. — У вас есть какие-нибудь предположения?
Маунтклеменс резко ответил:
— Как раз сейчас я распаковываю вещи и собираюсь принять ванну. Нет ничего более далекого от моего ума, чем поиск убийцы Эрла Ламбрета.
Его тон завершил разговор.
Квиллер принял отставку и пошёл вниз по лестнице, подергивая усы и размышляя над тем, что у Маунтклеменса просто талант быть несносным.
Позднее, сидя в третьеразрядном ресторанчике, расположенном ниже по улице, Квиллер сердито смотрел на тарелку с мясом, ковырял вилкой салат и созерцал чашку горячей воды, в которой плавал пакетик с чаем. К раздражению от встречи с домовладельцем добавилось разочарование: Коко не подошел к двери, чтобы приветствовать его. Он вернулся домой расстроенный и раздраженный.
Квиллер собирался открыть дверь в вестибюль. Когда почувствовал запах лимонных корок, который проникал через замочную скважину, и не удивился, обнаружив в вестибюле Маунтклеменса.
— О! Вот и вы! — сказал критик дружелюбно. — Я только что спустился вниз, чтобы пригласить вас на чашечку китайского чая и десерт. С большим трудом я привёз домой торт из самой лучшей венской кондитерской в Нью-Йорке.
Лицо Квиллера прояснилось, и он проследовал наверх за бархатным жакетом и лакированными итальянскими туфлями.
Маунтклеменс налил чай и поведал о происходящих в настоящее время выставках в Нью-Йорке, в то время как у Квиллера во рту медленно таял молочный шоколад.
— А сейчас поведайте мне ужасные детали убийства, — предложил критик. — Я полагаю, они должны быть ужасными. В Нью-Йорке я ничего не слышал об убийстве, хотя там торговцы произведениями искусства обычно более или менее в курсе всего… Вы не возражаете, если я сяду за свой рабочий стол и просмотрю почту, пока вы будете рассказывать?
Маунтклеменс повернулся к кипе больших и маленьких конвертов и сложенных публикаций. Он клал каждый конверт лицевой стороной на стол, правой рукой придерживал его, а левой извлекал содержимое с помощью ножа для бумаги. Большую часть содержимого конвертов он презрительно выбрасывал в мусорную корзину.
Квиллер коротко повторил подробности убийства Ламбрета, как об этом было написано в газете.
— Вот и вся история, — сказал он. — У вас есть предположения о мотивах убийства?
— Лично я, — сказал Маунтклеменс, — никогда не мог понять убийство как способ отомстить. Я нахожу убийство ради личной выгоды гораздо более привлекательным. Но какую выгоду можно извлечь из убийства Эрла Чаморега, моему пониманию недоступно.
— Я думаю, у него было немало врагов,
— У всех торговцев и критиков, связанных с искусством, тьма врагов! — Маунтклеменс со злостью разорвал конверт. — Первый человек, который приходит на ум, — Эта невозможная женщина Болтот.
— Что эта сварщица могла иметь против Ламбрета?
— Он обокрал её на пятьдесят тысяч комиссионных по крайней мере. Так она говорит.
— Скульптура для магазина?
— На самом деле Ламбрет сделал ни в чём не повинной публике подарок, убедив совет архитекторов отдать заказ другому скульптору. Металлические сварные скульптуры — чудачество, которое скоро отомрёт, если нам повезет. Но скорее его погубят такие люди, как Батчи Болтон.
— Мне предложили написать о ней заметку.
— Да, непременно возьмите интервью у этой женщины, — сказал Маунтклеменс, — но разве только для самообразования. Наденьте кроссовки. Если она разозлится, вам придётся бежать спринт, спасая свою жизнь и уворачиваясь от летящих металлических болванок.
— Её можно подозревать в убийстве?
— У неё есть мотив и темперамент, но она не совершала этого убийства, я уверен. Она ничего не в состоянии сделать толково, особенно убить. Это дело требует определенной тонкости.
Квиллер доел последние крошки горько-сладкого торта и сказал:
— Меня также интересует джанк-скульптор по имени Нино. Вы знаете что-нибудь о нём?
— Великолепный, благоухающий и безобидный — ответил Маунтклеменс. — Следующий подозреваемый?
— Кое-кто предполагает, что это семейное дело.
— Миссис Ламбрет имеет слишком изысканный вкус, чтобы позволить себе столь грубое убийство. Заколоть ножом? Застрелить — может быть, но не заколоть. Застрелить с помощью маленького дамского пистолета или что там женщины носят в сумочке. Мне всегда казалось, что эти дамские сумочки набиты мокрыми детскими пеленками. Но, несомненно, там есть место для маленького дамского пистолета, инкрустированного немецким серебром, в футляре из черепахового панциря. Квиллер сказал:
— Вы видели когда-нибудь портрет её мужа, который она написала? Ламбрет выглядит живым, словно на фотографии, но сам портрет не очень лестный.
— Я благодарю судьбу за то, что меня миновала чаша сия… Нет, мистер Квиллер, боюсь, убийца не художник. Заталкивать режущий предмет в плоть было бы исключительно противно для художника. Скульптор лучше чувствует анатомию человека, но он проявляет свою агрессивность в более примитивной для общества манере — терзая глину, долбя камень или кромсая металл. Итак, лучше бы вам поискать убийцу среди разгневанных клиентов, отчаявшихся соревноваться с Ламбретом владельцев галерей, ненормальных любителей искусства или отвергнутых любовниц,
— На всех оскверненных произведениях искусства были изображены женские фигуры, — сказал Квиллер.
Нож для бумаги с шумом вскрыл ещё один конверт.
— Исходя из здравого смысла, — сказал критик, — я начинаю подозревать ревнивую любовницу.