К утру вторника Мускаунти гудел слухами. Два представителя почтенной семьи убиты, а их племянник препровожден из Калифорнии и взят под стражу по подозрению в убийстве. Люди не отходили от радиоприемников в ожидании сводки новостей, мельница сплетен работала сверхурочно, кофейни были переполнены, слухи носились в воздухе.
— Пусть скажет спасибо, что его не линчевали!
— А разве он не сын своего непутевого отца?
— Позарился на их деньги. Чего-чего, а денег у них хватало.
— Но они никогда не скупились.
— Бездетные.
— Вы знаете, что Натан играл на скрипке? А его жена — на фортепьяно. И очень даже недурно, как говорят.
— Сколько им было?
— Ещё не старые. Моя сестра виделась с ними в церкви.
— Моя соседка работала у них. Говорит, славные люди. Миссис Ледфилд помнила даже, когда день рождения у моей сестры, представляете?
— Плохо, что у них не было детишек.
— А что будет с их большим домом?
— Кто-нибудь превратит его в гостиницу.
— Нет! Только не в таком месте. С ума вы сошли, что ли?
Телефон Квиллера звонил непрестанно, но все звонки переключались на автоответчик, а потом уж он решал, ответить или нет, предпочитая хранить молчание.
Среди тех немногих, которым он перезвонил, оказался Джуниор Гудвинтер.
Молодой главный редактор сказал:
— Как тебе это понравится? Ни одна газета не вышла сегодня! Только наш специальный «ураганный» выпуск!
— Как насчёт того, чтобы состряпать специальный «убийственный»? — предложил Квиллер насмешливо.
— Ты это серьезно? Мы готовим ко вторнику специальный раздел в память о Ледфилдах. Ты не подсуетишься со статьей о «великих ушедших»? Любые предложения будут приняты с благодарностью.
— Мэгги Спренкл была их ближайшим другом. Она много чего тебе расскажет — и в самом лучшем вкусе.
— Ты ей не позвонишь? Похоже, ты любимчик Мэгги.
Квиллер фыркнул в усы.
— Каков крайний срок?
Мускаунти приходил в себя. Хотя шторм закончил свою грязную работу и в небесах сияло солнце, с лиц людей ещё не сошло обиженное выражение наказанных без вины.
Во вторник вечером пикакское радио будоражило слушателей туманными новостями об убийстве.
Утром в среду вышел экстренный выпуск «Всякой всячины» с объявлением о смерти Натана и Дорис Ледфилд и бюллетень о том, что наследник Ледфилдов арестован в Калифорнии. Тираж разошелся за два часа. И остаток дня все телефонные линии округа были заняты.
Квиллер в эти дни писал в своем дневнике так много, что ему пришлось съездить в канцелярский магазин за новой тетрадью. Не классической, в матерчатом переплете, которую не стыдно хранить в Библиотеке Конгресса. Не с мелованными листами, на спиральной пружине. За обычной школьной линованной тетрадью в отвратительно коричневой клеенчатой обложке.
За канцелярским магазином располагалась типография, которой позволено было воспроизводить мудрые изречения Крутого Коко на карточках размером восемь на десять, удобных для окантовки в рамку. Выручка шла на корм животным. (Стоит отметить, что изготовителю удалось продать в Мусвилле больше рамок восемь на десять, чем во всем штате.)
Последнее изречение гласило: «Крутой Коко говорит: "Хорошенько подумай, прежде чем прыгнуть на кухонную плиту"».
Далее Квиллер направился в универмаг Ланспиков купить пару носков, которая была ему остро необходима.
Ларри Ланспик возился перед входом в магазин.
— Зайди в офис, — пригласил он. — Кэрол хотела с тобой поговорить.
Кэрол встретила Квиллера со слезами на глазах:
— О, Квилл! Не могу поверить в этот ужас! Вчера на мосту через Кровавый ручей погибла Лиз Харт. Лиз нам была как дочь!
Он постарался утешить её как мог, а потом задал вполне естественный вопрос:
— А что будет со «Старой мельницей»?
— Её братья хотят продать «Мельницу», — ответила Кэрол. — В Локмастере найдутся жулики, которые с руками оторвут ресторан, но нельзя позволять им зацепиться в Мусвилле… — Она замолчала, ожидая его реакции, и, не дождавшись, выпалила: — А почему бы тебе не купить «Старую мельницу», а, Квилл? То есть я имею в виду, Фонду К.?
— Гм-м, — замялся он. Он знал о соперничестве между двумя округами. — Фонд К. делает вложения в местную недвижимость. Можно предложить Аллену Бартеру…
— Мы хорошо знаем Барта! — с радостью отозвалась Кэрол. — У Бартеров ферма рядом с нашей.
Квиллер всё ходил по городу, здороваясь с прохожими. И слова, и жесты сегодня были более сдержанными, чем обычно.
На Мейн-стрит он автоматически поднял глаза на окна Мэгги Спренкл — проверить, глядят ли оттуда пять «дам». На этот раз одной не хватало. Не заболела ли Мэгги? А может, пошла перекусить? Или просто куда-нибудь отлучилась? Он стоял и смотрел на окна, гадая, видят его «дамы» или нет, узнают ли его усы. Потом в окне показалась Мэгги и сделала Квиллеру знак немедленно войти.
Он пересёк улицу, благодарно помахав водителям, притормозившим, чтобы пропустить его.
У входа он нажал на кнопку домофона, дверь открылась, и он стал подниматься по узкой лестнице, покрытой толстенным ковром. Нога погружалась в ворс настолько глубоко, что запросто можно было вывихнуть лодыжку.
Как и ожидал Квиллер, Мэгги хотела поговорить о трагедии с Ледфилдами.
— Я очень сожалею о том, что мне так и не довелось с ними познакомиться, — сказал Квиллер.
— Вы бы пришли в восторг друг от друга, — проговорила Мэгги и заплакала. — Натан, помню, восхищался тем, как ты распорядился наследством Клингеншоенов, и, кроме того, он всегда читал Дорис вслух твои колонки. Ах, Квилл… — Явно назревал новый эмоциональный всплеск.
— Держись, Мэгги. Благодарно вспоминай все те годы, которые Спренклы и Ледфилды провели вместе.
— А какие красивые руки были у Натана и Дорис! У музыкантов такие длинные тонкие пальцы. Дорис говорила мне, что они тренируют пальцы по пятнадцать минут каждый день. Её пальчики летали над клавишами, почти не касаясь их. А Джереми всегда с восхищением наблюдал, как Натан перебирает струны скрипки… Я знаю, ты любишь музыку, Квилл. У меня есть записи Натана и Дорис. Полли рассказывала мне о твоей великолепной музыкальной системе в амбаре! Моя любимая вещь — «Блестящий полонез» Шопена! Вам обоим понравится!
— Почту за честь, — ответил он, и добавил: — Пятничная колонка о «великих ушедших» будет посвящена Ледфилдам. Может быть, есть что-то ещё, что мне стоит узнать о них?
— Могу сказать только одно, — откликнулась она с трепетом. — Они всегда делали больше, чем их просили сделать, и давали больше, чем их просили дать. Они поддерживали всякое достойное начинание, чего бы оно ни касалось: школы, церкви, библиотеки, спорта, городского хозяйства…