Джолин не понравилась эта аналогия, даже такая отдаленная. Она хотела сказать об этом, но от сочувствия в глазах Джейми вдруг остро ощутила свое одиночество. Пробормотав какие-то дежурные слова, Джолин пошла дальше, миновала собравшихся у барбекю гостей и оказалась в розарии капитана. Она посмотрела на яркие, тугие бутоны. Розовые. Она любит красные. Майкл должен был об этом знать.
— Ты в порядке? — Тэми подошла к ней и слегка подтолкнула подругу бедром.
— Конечно. — Ответ прозвучал слишком быстро.
— Я с тобой, — тихо сказала Тэми, словно читая мысли Джолин. — Мы все.
— Знаю. — Джолин оглянулась и посмотрела на людей, которые так много для нее значили. Они любили ее, переживали за нее; эти люди были для нее семьей, как Майкл и девочки. Ей так повезло в жизни.
И ничего страшного, что Майкла тут нет: они же муж и жена, а не сиамские близнецы. Им не обязательно делить друг с другом абсолютно все.
В среду утром, возвращаясь с пробежки, Джолин увидела на крыльце Бетси — в халате, из которого она уже выросла, поверх фланелевой пижамы и в розовых уггах. Лицо ее было раздраженным — обычное дело в последнее время.
Джолин, тяжело дыша, побежала по дорожке к дому, изо рта у нее вырывался пар.
— Что случилось?
— Сегодня среда, — сказала Бетси. Таким тоном сообщают, что у тебя рак.
Ага! Вот в чем дело.
— Кыш! — Джолин затолкала Бетси в дом, в тепло.
— Ты не пойдешь, мама. Я скажу, что ты заболела.
— Я иду к вам на день профессиональной ориентации, Бетси. — Джолин включила кофеварку.
Девочка буквально взвизгнула от отчаяния.
— Отлично! Хочешь погубить мою жизнь. — Она выскочила из кухни и, громко топая, стала подниматься по лестнице. Потом раздался грохот — это Бетси захлопнула за собой дверь спальни.
— Ну уж нет… — пробормотала Джолин, поднимаясь по ступенькам вслед за дочерью. Остановившись у закрытой двери, она громко постучала.
— Уходи!
Джолин снова постучала.
— Отлично! Входи. Все равно тебя не остановишь. Никакой личной жизни в этом дурацком доме.
Приняв это «любезное» приглашение, Джолин открыла дверь.
В спальне Бетси можно было увидеть следы и двенадцатилетнего подростка, который поселился в ней теперь, и девчонки-сорванца, жившей здесь совсем недавно. Все те же стены пшеничного цвета — этот тон Джолин выбрала почти десять лет назад. Исчезли колыбелька, туалетный столик и картинки с изображением Винни-Пуха. Их место заняли кровать с пологом на четырех столбиках с покрывалом из джинсовой ткани, старинный желтый комод с синими ручками и плакаты с портретами лохматых парней из молодежных рок-групп. Война между детством и подростковым возрастом была видна невооруженным глазом: на прикроватной тумбочке груда косметики (Бетси не разрешалось пользоваться ей вне дома) соседствовала со стеклянной банкой, наполненной разноцветными стекляшками и камешками, и любимой в прошлом ловушкой для насекомых, подаренной Сетом на восьмой день рождения Бетси. На полу валялись кучи одежды — примеренной и отвергнутой вчера, во время сборов в школу.
Бетси сидела на кровати, рассерженная, прижав колени к груди.
Джолин присела на край постели. Сердце ее разрывалось от жалости к дочери, которая с трудом привыкала к «промежуточной школе». Этот жизнерадостный, уверенный в себе сорванец потерялся, столкнувшись с жестокостью девчонок и необходимостью выбирать себе новых друзей; в последнее время Бетси до такой степени утратила уверенность в себе, что все давалось ей с трудом, и ни одно решение не принималось без одобрения одноклассниц. Нужно было им соответствовать, но это у нее не очень получалось.
— Почему ты не хочешь, чтобы я приходила на день профессиональной ориентации?
— Это неприлично. Я же тебе говорила: у крутой девчонки не может быть матери-солдата.
Джолин решила, что не позволит словам дочери причинить ей боль, обычно ей удавалось справиться с собой. Она почувствовала лишь слабый укол, словно от иголки.
— Ты не знаешь, что такое стыдно, — мягко сказала она, вспоминая, как ее мать, пьяно пошатываясь, приходила на родительское собрание и несла какую-то чушь заплетающимся языком.
— Сиерра меня засмеет.
— Значит, она не настоящая подруга, разве не так? Что происходит, Бетси? Вы с Сиеррой и Зоуи были неразлучны.
— Ты ничего мне не разрешаешь. Им можно пользоваться косметикой и ездить в торговый центр по выходным.
Давний спор.
— Ты слишком мала для косметики. Мы же договорились — косметика и проколотые уши в тринадцать лет.
— Можно подумать, у меня есть выбор, — буркнула Бетси.
— Если они с тобой не дружат потому, что ты не пользуешься тушью для ресниц…
— Ты ничего не понимаешь.
— Бетс, — Джолин старалась, чтобы ее голос звучал как можно ласковее, — что случилось?
Это все и решило — ласка. Бетси разрыдалась. Джолин придвинулась и обняла плачущую дочь. Кризис назревал давно. Бетси рыдала так, словно у нее разрывалось сердце, словно умирал кто-то из близких. Джолин крепко обнимала ее, гладила вьющиеся волосы.
— На… на прошлой неделе Си… Сиерра принесла в школу сигареты. Ко… когда я сказала ей, что это запрещено, она на… назвала меня лузером и предложила закурить.
Джолин сделала глубокий вдох, пытаясь сдержать эмоции.
— И ты?…
— Нет. Но теперь они со мной не разговаривают. Обзывают меня «паинькой».
Джолин жалела, что не в состоянии оградить дочь от этих опасностей, пока та не повзрослеет и не научится справляться с ними сама. Теперь нужно довериться материнскому инстинкту, взять верный тон, но Джолин растерялась. До армии — с ее жесткими правилами поведения — она сама была белой вороной. Дети в школе знали, что она не такая, как все, — может, из-за вышедшей из моды одежды или из-за мероприятий, на которые она никогда не ходила, а может, из-за того, что никого не приглашала домой. Кто знает? В этом смысле дети похожи на джедаев [2] , чувствующих малейшее изменение Силы. Джолин нашла способ — даже тогда, еще девчонкой — скрыть от окружающих и глубоко запрятать свои чувства.
Поэтому она не могла понять такого отчаянного стремления быть, как все, и страданий даже от намека на пренебрежение. Обычно Джолин напоминала дочери о внутренней силе, о вере в себя и, возможно, даже о снисхождении к подругам.
Но курение в школе меняло дело. Если подруги Бетси курят, Джолин должна проявить твердость.
— Я позвоню матери Сиерры…