— Что произошло, Бетси?

Она забралась на пассажирское сиденье и посмотрела на отца. Лицо ее вспыхнуло.

— Я просто сорвалась, папа. Даже не понимаю, как это случилось. Но я не виновата. Это все Зоуи. Она первая меня ударила.

— А почему Зоуи тебя ударила?

— Я назвала ее сукой. Она такая на самом деле, папа. Правда. Ты всегда говорил, что лучший аргумент — это правда.

— Хорошо сказано. Послушай, Бетс, я знаю, что ты переживаешь из-за мамы, но…

— Знаешь, дело не только в ней.

— В ней. Ты ударила девочку, которая сказала про нее гадость. Но ведь и ты сама, Бетси, тоже обижаешь маму. Наверное, теперь ты переживаешь.

— А ты обидел ее перед отъездом.

— Да. Обидел. И переживаю. Но я не луплю всех подряд.

— Она почти на меня не смотрит. Я имею в виду маму. Мне даже кажется, что она больше меня не любит.

Майкл вздохнул. Вот она — настоящая проблема.

— Знаю, малыш. Мама изменилась. Нам всем больно это видеть, и поэтому ты расстраиваешься. Но нельзя же набрасываться на людей.

Бетси посмотрела на него.

— Я боюсь, папа, — тихо сказала она.

— Да. Мы все боимся.

Джолин слышала, как открылась дверь, слышала шаги, приближавшиеся к ее кровати. Это Майкл.

Она притворилась спящей. Три выпитых бокала вина успокоили ее, ослабили тоску, страх и злость. У Джолин не хватало мужества посмотреть в глаза детям и мужу, которые хотели, чтобы она вернулась. В любом случае Майкл — последний человек, с которым она будет говорить о своей карьере. Майкл всегда ненавидел ее профессию. Скорее всего, он ограничится одним словом: «Хорошо». Ему не понять, что она чувствует, думая о том, что больше никогда не сядет за штурвал «Черного ястреба».

Поймав себя на этой мысли, Джолин разозлилась: черт возьми, Смитти мертв, а Тэми где-то далеко на больничной койке борется за жизнь. Разве Джолин имеет право оплакивать потерянную карьеру?

— Джолин, я знаю, что ты не спишь.

Она лежала совершенно неподвижно, стараясь дышать ровно. У нее не хватало смелости посмотреть ему в глаза. Только не сегодня, когда чувство утраты было глубоким, как пропасть в горах, бездонным.

25

Всю следующую неделю Джолин пряталась от семьи. Это оказалось на удивление легко. День она проводила в реабилитационном центре, усиленно тренируясь и постепенно учась обходиться без посторонней помощи, а по возвращении домой просила Милу приехать и исчезала у себя в спальне. Вино и снотворное приглушали боль, так что она могла спать. Вечер за вечером Джолин слушала звуки, доносившиеся из-за двери — муж и дочери разговаривали, смеялись, смотрели телевизор. Жизнь продолжалась. Без нее. И каждый раз, слыша смех, она еще глубже проваливалась в эту липкую тьму и теперь уже с трудом представляла, что сможет найти путь обратно.

Она лежала в своей одинокой постели, отрезанная от всего и от всех, понимая, что терпит поражение, отступает перед трудностями, но ничего не могла с собой поделать. На кого ей теперь опереться? Дети ее боятся, да и она боится самой себя, своего распадающегося, ненадежного разума. Тэми не может протянуть ей руку помощи, и это еще один грех Джолин. Сколько бы она ни убеждала себя, что ничего не могла сделать в той ситуации, но чувство вины поджидало ее по ночам, словно стервятник, терзающий плоть. Она часто звонила в Германию, говорила с Карлом, но оба знали, что вовсе не его голос ей отчаянно хочется слышать. В последнее время их разговоры становились натянутыми, надежда таяла.

Майкл тоже ее пугал, наверное, больше, чем все остальное. Он продолжал говорить правильные вещи, слова, которые она хотела услышать, но на самом деле не любил ее. Иначе и быть не могло. Майкл разлюбил ее, когда она была сама собой и просто не может ее любить такую, какой она стала.

Джолин боялась, что, если в минуту слабости позволит себе поверить ему, это уничтожит остатки гордости, которые у нее еще сохранились.

Каждое утро она клялась себе, что сегодня все будет по-другому, но каждый вечер пряталась у себя в комнате и принимала снотворное, чтобы заснуть. Ночные кошмары не проходили.

— Сегодня ты едешь со мной в суд, — сказал Майкл однажды утром, без стука войдя к ней в спальню.

— Нет, спасибо.

Он подошел к прикроватной тумбочке и взял пустую бутылку из-под вина.

— Выбирай: пойдешь или я тебя отнесу.

Она села в кровати.

— Я много лет не приходила в суд.

— Сегодня придешь. Мама сказала, что присмотрит за девочками. Нам нужно успеть на паром в семь пятьдесят.

— Но Конни…

— Он в курсе.

Джолин с удивлением смотрела на мужа.

— Ладно, — наконец согласилась она.

Естественно, ей потребовалось много времени, чтобы собраться. Закончив, Джолин вернулась в спальню и посмотрела на себя в зеркало.

Издалека она, наверное, не привлекала к себе внимания. Только подойдя поближе или увидев ее походку, можно было заметить уродливый пластиковый протез.

— Отлично выглядишь. — Майкл стоял в дверном проеме.

Джолин неловко повернулась на здоровой ноге.

Он окинул ее оценивающим взглядом: распущенные волосы до плеч, свитер с высоким горлом, оставляющим открытой лишь узкую полоску кожи, и черные брюки, скрывающие отсутствующую ногу.

— Не знаю, готова ли я появиться на публике, — сказала Джолин.

— Готова. Конни уверен. — Майкл протянул руку.

Она ухватилась за него, позволила поддерживать, пока медленной, подпрыгивающей походкой шла в гостиную, где ее ждали Мила и девочки. Было невыносимо видеть, что дочери с опаской смотрят на нее.

Мила поднялась с кресла.

— Ты не забыл ее таблетки, Майкл?

— Я все взял, — ответил он.

Мила подошла к ним. Джолин не могла не заметить, что девочки держатся сзади.

— Ты справишься, — сказала Мила.

Эти слова всколыхнули память Джолин, возродили желание вернуть прежнюю жизнь. Сколько раз за эти годы Мила подбадривала и утешала ее! После рождения Бетси, когда у Джолин никак не получалось забеременеть, именно Мила снова и снова убеждала ее не отчаиваться, не оставлять попыток, не терять надежды. «У тебя еще будет ребенок, — говорила она. — Я знаю». В Джолин проснулось старое, забытое желание не подвести свекровь — рваное и потрепанное, но живое. И это было приятно.

— Спасибо, Мила! — Голос Джолин дрогнул.

А потом они с Майклом пошли через гостиную и прихожую в гараж. Джолин не без труда села в машину: проклятый временный протез был громоздким и тяжелым.

Джолин хотелось снять протез и помассировать ногу, но в салоне было слишком мало места. На пароме они не выходили из машины. Джолин молчала, разглядывая берег острова, а Майкл читал свои заметки.