Джуд видела, что сад разрастается, растения не мешают друг другу. Скоро, может быть даже в следующем году, она будет готова открыть свою гордость и радость на обозрение любителям садов.
Она сняла грязные перчатки и выпрямилась. Пьянящий аромат роз удержал ее на месте чуть дольше, чем она хотела. Все вокруг дышало покоем. Каждая травинка, каждый цветок, каждый куст был высажен по ее плану. Если ей не нравилось то, как какое-то растение разрасталось или цвело, она выдирала его с корнем и заменяла другим. Она была королевой этого царства, полностью ею подчиненного и потому ни разу ее не разочаровавшего.
Но не только сад способствовал ее благодушию. До тех пор пока двойняшек не приняли в университет, она даже не подозревала, сколько напряжения и сил требовал от нее выпускной год. Она бесконечно переживала из-за детей и за детей. То она боялась, что кто-то из них не успеет отослать в срок нужный бланк или совершит неисправимую ошибку, то ее тревожило, что они не сумеют учиться вместе. Теперь же к ней вернулся сон, и, как это ни удивительно, она радовалась их предстоящему отъезду из дома. Да, она по-прежнему волновалась за детей, по-прежнему расстраивалась, что ее гнездо опустеет, но весна осветила не только мрачное небо; весна осветила ей путь. Она теперь могла заглянуть и в собственное будущее, когда она станет капитаном и выберет для себя маршрут. Захочет — вернется в школу ландшафтной архитектуры; захочет — откроет лавочку и начнет торговать садовыми принадлежностями. А может быть, просто проведет все лето в шезлонге за чтением классиков, до которых раньше не дошли руки. Да что там, появись у нее такое желание, она может все лето потратить на комиксы.
От этой мысли ей стало легко и немного страшно.
Джуд взглянула на часы. Скоро три, а это означало, что дети вернутся из школы с минуты на минуту. Судя по прошлому месяцу, они будут не одни, а с целым роем старшеклассников, и все до одного снова поведут себя так, будто находятся слегка под кайфом. Вот что сделало с детьми псевдовзросление и предстоящее окончание школы. Они все на взводе, все переполнены эмоциями. Мальчики слишком громко смеются; девочки готовы удариться в слезы от малейшего пустяка.
Неудивительно, что чувства накалены в эти первые золотые дни лета. Говоря словами баллады Сэма Кука, грядут перемены, и все это знали, чувствовали приближавшееся горячее дыхание будущего. Большинство детей острова учились вместе еще с начальной школы и за это время крепко сдружились. И теперь они разрывались между желанием остаться здесь, где жизнь спокойна, где все знакомо, и стремлением улететь далеко-далеко, чтобы проверить крылья, которые лишь недавно выросли. Каждый день, каждый час приближал окончание школы. И они хотели надолго запомнить это стремительно уходящее время. Для них самым важным было как можно чаще собираться вместе. И это пугало их родителей. Вечеринки следовали одна за другой.
Для борьбы с этой напастью Джуд взяла пример с обычного садового паука: она создала привлекательную паутину. Уговорила Майлса вытащить на пляж водный мотоцикл и катер для прогулок на водных лыжах, все в рабочем состоянии. Готовила бесчисленные подносы с едой для прожорливых мальчишек и выставляла миски сушеной вишни в шоколаде для девочек. Не чинила препятствий друзьям своих детей, которые целые дни и ночи проводили в ее доме, под ее внимательным взглядом. Почти всегда это срабатывало. К тому же она научилась доверять своим детям. Да, конечно, они, случалось, позволяли себе пару банок пива на вечеринках, но слово держали: кто-то из них обязательно оставался трезвым, чтобы потом сесть за руль, и они всегда возвращались домой в назначенный час.
Джуд убрала садовые принадлежности, разложила все по местам и замерла на секунду в теплице. Ее внимание привлекла петунья, подарок Лекси в тот вечер, когда состоялись танцы; цветок вытянулся и выглядел жалким. Джуд взяла себе на заметку пересадить его, а затем вернулась в дом. Приняла душ и переоделась в черные брюки и плотно облегающую белую футболку. На кухонную стойку выложила фильмы, взятые напрокат: «А вот и Полли», «Звездный Десант-2» и «Возвращение короля».
И только она собралась пойти в гараж за кока-колой, как с шумом хлопнула входная дверь.
По деревянному полу большой комнаты громко прогромыхали чьи-то шаги, потом шаги раздались на лестнице.
Джуд поспешно вышла из кухни.
Входная дверь была распахнута.
Джуд закрыла дверь и поднялась на второй этаж. Дверь комнаты Зака открыта, а Мии — закрыта.
Она остановилась у спальни дочери и услышала плач. Всхлипывания.
— Миа! — позвала она. Ответа не последовало, и Джуд открыла дверь.
Ее дочь лежала на кровати лицом вниз и рыдала в мягкого розового щенка — свою любимую в детстве игрушку.
Джуд подошла к кровати.
— Привет, Мышка, — тихо произнесла она, прибегнув к прозвищу, потерянному где-то по дороге взросления вместе с детскими зубами и лакированными туфельками.
Миа лишь взвыла и зарыдала громче.
Джуд гладила дочь по шелковистым светлым волосам, приговаривая:
— Все хорошо, детка, все хорошо.
Наконец, когда прошла, казалось, целая вечность, Миа перевернулась и посмотрела на Джуд припухшими красными глазами. Лицо ее было мокрым от слез, губы дрожали.
— Он… м-меня… б-бросил… — сказала она, всхлипывая.
Джуд села на кровать и прилегла рядом с Мией, которая тут же свернулась калачиком у нее под боком.
Ее умная, красивая, почти взрослая дочь снова превратилась в маленького ребенка, который плакал, сворачивался калачиком и держал под мышкой собачку Дейзи, словно талисман. Хотя, возможно, это и был талисман. Сувениры прошлого обладают нешуточной магией.
Миа подняла голову, по ее лицу текли слезы.
— В классе, — добавила она, словно это каким-то образом усугубляло вину злодея.
Джуд помнила эту боль. Каждая женщина через это прошла — потерю первой любви. Именно тогда узнаешь, что любовь вовсе не вечна.
— Я знаю, как тебе больно, — сказала Джуд. — Кит порвал со мной за неделю до школьного вечера. Ровно за неделю. Он повел на танцы Карен Абнер, а я сидела дома и смотрела одна «Субботним вечером в прямом эфире». Я так много плакала, что до сих пор удивляюсь, как это наш дом тогда не смыло потоком. — Она прекрасно помнила тот вечер. Мать вернулась домой поздно, взглянула на Джуд и сказала: «Ради бога, Джудит Энн, какой ты еще ребенок», после чего пошла по своим делам. Джуд взглянула в заплаканное личико дочери. — Разбитое сердце болит. — Она помолчала. — Но рана затягивается.
Миа громко засопела.
— На меня больше никто не взглянет. Я такая дуреха.
— Ой, Миа, да ты еще себя не знаешь, и поверь мне, в тебя еще не раз будут влюбляться другие мальчики. Если парень не понимает, какая ты особенная, он тебя недостоин.
— Просто очень больно.
— Но это пройдет. Тебя не всегда будет тошнить при виде его с другой девушкой. А в один прекрасный день ты встретишь юношу, который заставит твое сердце биться быстрее, и твоя боль насовсем уйдет. Рана на сердце затянется, останется лишь крошечный шрамик, и когда-нибудь ты станешь рассказывать своей дочери о том, как обидел тебя когда-то Тайлер Маршалл.