И тут ей показалось, будто с ее глаз спала тяжелая пелена: она бросила полотенце, быстро оделась и начала вываливать на кровать вещи — нижнее белье, обувь, чулки. Господи, да что же берут с собой люди, когда уезжают навсегда?!
Плохо понимая, что делает, Дженнифер дрожащими руками вытащила с верхней полки шкафа чемодан и, открыв его, побросала туда все вещи, боясь, что если хоть на секунду остановится, то ничего не получится.
— Вы куда-то собираетесь, мадам? Помочь вам со сборами? — раздался за спиной голос миссис Кордозы, которая стояла в дверях с чашкой чая в руках.
— Нет… Нет… — прикрыв от неожиданности рот рукой, прошептала Дженнифер, пытаясь заслонить лежащий на кровати чемодан. — Я просто обещала принести миссис Монкрифф кое-что из вещей… То, что я больше не буду носить. Это для ее племянницы.
— В прачечной висит несколько платьев, которые вам уже не годятся. Хотите, принесу?
— Нет, спасибо, я сама.
— А как же ваше золотистое платье? — удивилась миссис Кордоза. — Вы ведь так его любите.
— Миссис Кордоза, прошу вас… Позвольте мне самой разобрать свои вещи! — отрезала Дженнифер.
— Простите, миссис Стерлинг, — растерянно пробормотала экономка и с обиженным видом удалилась.
Дженнифер расплакалась, рыдания сотрясали ее тело, уродливо искажая лицо. Она забралась на постель, сжала голову руками и завыла — вся ее жизнь висела на волоске. У нее в ушах зазвучал голос матери, а перед глазами встало ее оскорбленное лицо, когда она узнает, что дочь навлекла позор на всю семью. Прихожане в церкви будут шептаться и с наслаждением делиться последней сплетней. А ведь Дженнифер хотела детей, она думала, что появление ребенка смягчит Лоренса, сделает его менее холодным, подарит им радость и тепло. А что ее ждет теперь? Постоянные переезды с одной съемной квартиры на другую, Энтони все время будет на работе, а она будет сидеть дома, одинокая и никому не нужная в этой чужой стране. Она уже представляла, как Энтони, устав от ее неряшливого вида, присмотрит очередную замужнюю дамочку.
Я никогда не разлюблю тебя. Я никого не любил до тебя и никого не полюблю после.
Дженнифер наконец поднялась с кровати, увидела стоящую в ногах миссис Кордозу, вытерла глаза и нос и уже приготовилась просить прощения за свою резкость, но тут заметила, что пожилая женщина кладет в чемодан какие-то вещи.
— Я положила туда ваши туфли без каблуков и коричневые слаксы — их не надо гладить.
Дженнифер посмотрела на нее, все еще всхлипывая.
— А вот белье и ночная рубашка.
— Я… я не…
Миссис Кордоза молча продолжала складывать вещи в чемодан, заворачивая их в оберточную бумагу с той же нежностью и тщательностью, с какой матери купают новорожденных. Дженнифер завороженно следила за плавными движениями ее рук, перекладывающих вещи так, чтобы они занимали меньше места.
— Миссис Стерлинг, — не глядя на нее, заговорила миссис Кордоза, — я расскажу вам кое-что, о чем никогда не говорила. В Южной Африке, откуда я родом, есть обычай посыпать окна пеплом, когда у женщины умирает муж. Когда мой муж умер, я не стала этого делать. Более того, я отмыла окна так, что они сверкали. — Убедившись, что завладела вниманием Дженнифер, она продолжала складывать вещи: пришла очередь туфель, подошва к подошве, в тонких тканевых сумочках, пара белых теннисок, щетка для волос. — В юности я была влюблена в своего мужа, но он не был добрым человеком. Мы повзрослели, и с каждым днем он становился все более и более безразличным ко мне. Да простит меня Господь, но когда он внезапно умер, мне показалось, что я наконец-то обрела свободу… — Она замолчала, глядя на заполненный наполовину чемодан. — Если бы много лет назад кто-нибудь предложил мне уйти от него, я бы ушла. Думаю, тогда моя жизнь сложилась бы совсем иначе. — Миссис Кордоза положила последний сверток с одеждой в чемодан, закрыла крышку, защелкнула замки с обеих сторон от ручки и добавила: — Сейчас половина седьмого. Если вы помните, мистер Стерлинг заедет за вами без пятнадцати семь, — и с этими словами выпрямилась и вышла из комнаты.
Дженнифер взглянула на часы, потом на разбросанную повсюду одежду, вскочила с кровати, надела первые попавшиеся туфли, подошла к туалетному столику, пошарила в верхнем ящике — там она хранила спрятанными в чулке немного денег на черный день, засунула банкноты в карман и взяла несколько колец и ожерелий. Потом схватила чемодан и бросилась вниз по лестнице.
Миссис Кордоза ждала ее внизу с плащом в руках.
— Такси проще всего поймать на Нью-Кэвендиш-стрит. Можно, конечно, пойти на Портленд-плейс, но, по-моему, через нее обычно едет водитель мистера Стерлинга.
— Нью-Кэвендиш-стрит…
Женщины на мгновение замерли в шоке от происходящего, от того, на что они решились. Наконец Дженнифер сделала шаг вперед и порывисто обняла миссис Кордозу:
— Спасибо! Я…
— Я сообщу мистеру Стерлингу, что, насколько мне известно, вы ушли по магазинам.
— Да-да, спасибо вам!
С улицы повеяло вечерней прохладой. Воздух был наполнен предвкушением чего-то важного. Дженнифер, внимательно глядя под ноги, спустилась по лестнице и оглядела площадь. Как назло, ни одного такси. Схватив чемодан, она побежала по темной улице.
Она ощущала поразительное облегчение: больше не нужно быть «той самой миссис Стерлинг», не нужно одеваться, вести себя и любить только так, как положено. Совершенно неизвестно, где она окажется через год и что будет делать. Подумав об этом, Дженнифер чуть не рассмеялась от радости.
На улицах было полно народу, один за другим в сгущающейся темноте зажигались уличные фонари. Дженнифер бежала, чемодан бился о колени, сердце гулко стучало в груди. Почти без пятнадцати семь. Она представила себе, как Лоренс приезжает домой и раздраженно зовет ее, миссис Кордоза повязывает на голову платок и мимоходом замечает, что мадам, должно быть, забыла о времени, гуляя по магазинам. Пройдет еще полчаса, прежде чем он по-настоящему забеспокоится, а она к этому времени уже будет на платформе.
Я иду к тебе, Энтони, молча повторяла она про себя, и ее сердце разрывалось то ли от предвкушения, то ли от страха — наверное, от всего вместе.
По платформе туда-сюда шныряли люди, закрывая обзор. Иногда кто-нибудь останавливался прямо перед ним, приветственно махая рукой своим попутчикам, и тогда Энтони на мгновение отвлекался. Рядом с литой железной скамьей стояли его чемоданы, он в тысячный раз посмотрел на часы — почти семь. Если бы она решила прийти, то наверняка уже была бы здесь.
Он бросил взгляд на табло отправлений, потом на поезд, следующий до Хитроу. Держись, парень, сказал он себе, она обязательно придет.
— Сэр, вы едете на семь пятнадцать? — раздался из-за плеча голос проводника. — Поезд вот-вот отправится, если вы хотите уехать на нем, лучше пройти в вагон.
— Я кое-кого жду, — ответил Энтони, вглядываясь в турникеты перед выходом на платформу.