А потом лифт дернулся и снова пришел в движение. Хедли перевела дух. Дальше они ехали в молчании. Оба были взволнованны, обоим хотелось поскорее выйти наружу, чтобы над головой раскинулось бескрайнее небо.
Сейчас, в тесноте и сутолоке аэропорта, Хедли с трудом пыталась отвести взгляд от окна с разбросанными за ним словно игрушечными самолетами. В животе ее снова что‑то сжималось; бесполезно представлять себе небо, когда находишься на высоте девять тысяч километров и оттуда одна дорога — вниз.
Обернувшись, она увидела, что тот мальчик ждет ее, по‑прежнему сжимая ручку чемодана. Она догнала его, и тот, улыбнувшись, свернул в кишащий народом коридор.
Хедли почти бежала, едва поспевая за его стремительной походкой. Она ориентировалась лишь по его синей рубашке и так сосредоточилась на том, чтобы не отстать, что чуть не налетела на него. Парень был выше Хедли сантиметров на пятнадцать, поэтому, разговаривая с ней, он слегка наклонял голову:
— Я даже не спросил, куда тебе нужно.
— В Лондон, — ответила Хедли.
Он засмеялся:
— Нет, сейчас! Куда ты хотела пойти?
— А‑а… — Хедли потерла лоб. — Сама не знаю. Может, пообедать? Просто неохота было там сидеть.
Это была не совсем правда. Вообще‑то Хедли собиралась в уборную, но не говорить же об этом сейчас! Одна только мысль, что он станет ждать у дверей, пока она стоит в очереди в кабинку, приводила Хедли в ужас.
— Ясно.
Он смотрел на нее сверху вниз. Темная прядь волос упала на лоб. Когда он улыбался, на одной щеке его появлялась ямочка, и от этого лицо парня казалось чарующе асимметричным.
— Так куда пойдем?
Хедли, встав на цыпочки, внимательнее осмотрелась. Ну что ж, выбор невелик: несколько унылых прилавков с пиццей и гамбургерами. Непонятно, собирается ли он есть вместе с ней. Из‑за этой неопределенности прийти к какому‑нибудь выводу было еще труднее. Хедли почувствовала, как он терпеливо дожидается ее решения. Напряженная, словно струна, Хедли поспешно соображала, при каком варианте у нее останется меньше риска заляпаться, если он все‑таки захочет составить ей компанию.
После мучительно долгих колебаний Хедли ткнула пальцем в небольшое кафе чуть поодаль, и парень послушно направился в ту сторону, волоча за собой ее красный чемодан на колесиках. Подойдя к прилавку, он поправил сумку на плече и, щурясь, начал разглядывать меню.
— Здорово! — заметил он одобрительно. — А то в самолете наверняка дадут какую‑нибудь гадость.
— А ты куда летишь? — спросила Хедли и встала рядом с ним в очередь.
— Тоже в Лондон.
— Да ну?
Он вытащил из заднего кармана джинсов билет, сложенный вдвое. Уголок был оторван.
— Восемнадцать С.
— У меня восемнадцать А.
Парень улыбнулся:
— Почти соседи!
Хедли кивнула на его упакованный в дорожный пакет костюм — тот болтался у него на плече, — парень придерживал крючок от плечиков пальцем.
— Тоже на свадьбу?
Он поколебался ровно секунду, а потом дернул головой — вроде бы кивнул.
— Вот и я на свадьбу. Забавно, если окажется, что мы едем на одну и ту же свадьбу!
— Да вряд ли.
Парень как‑то странно посмотрел на нее, и Хедли тут же почувствовала себя дурочкой. Конечно, не на одну и ту же. Хочется надеяться, он не думает, что она считает Лондон большой деревней, где все знают друг друга в лицо. Хедли всю жизнь прожила в маленьком городке, но все‑таки ей понятно, что Лондон — это огромный мегаполис. Там, наверное, можно совсем затеряться.
Парень, похоже, собирался еще что‑то сказать, но, передумав, повернулся и вновь стал рассматривать меню.
— Чего тебе хочется?
«А правда, чего мне хочется?» — подумала Хедли.
Хочется домой.
Хочется, чтобы дома все было как раньше…
Хочется поехать куда угодно, только не к отцу на свадьбу…
Хочется оказаться где угодно, только не в этом аэропорту…
Хочется узнать, как зовут неожиданного спутника…
Помолчав, Хедли подняла глаза.
— Не знаю, — произнесла она. — Еще не решила.
19:32
по Североамериканскому восточному времени
0:32
по Гринвичу
ХЕДЛИ ЗАКАЗАЛА СЭНДВИЧ с индейкой без майонеза, но по дороге к свободному столику заметила выступившую из‑под верхнего ломтика хлеба тягучую субстанцию белого цвета. Желудок ее немедленно сжался. Что лучше: есть и мучиться или выглядеть идиоткой, соскребая майонез? После недолгих колебаний она решила выглядеть идиоткой и препарировать злосчастный сэндвич, словно ученый‑биолог, при этом не обращая никакого внимания на вопросительный взгляд своего нового знакомого. Сморщив нос, Хедли старательно счистила белую массу с каждого кусочка салата и помидоров.
— Ловко ты их, — одобрительно заметил парень, жуя мясо.
Хедли деловито кивнула:
— У меня фобия — боюсь майонеза. Так что за целую жизнь успела отточить мастерство.
— Майонеза боишься?!
Она вновь кивнула:
— Он в моем списке на первом месте.
— А дальше по списку что? — улыбнувшись, поинтересовался парень. — Что может быть страшнее майонеза?
— Стоматологи. Пауки. Кухонная плита.
— Кухонная плита! Ясно, кулинария — не твое увлечение.
— А еще тесные, замкнутые пространства, — тихо закончила Хедли.
Он наклонил голову:
— Как же ты летаешь? Хедли пожала плечами:
— Стискиваю зубы и надеюсь на лучшее.
— Неплохая методика! — Он рассмеялся. — И как, действует?
Хедли не ответила. Если о страхе ненадолго забыть, потом становится еще хуже, когда опять вспомнишь. Страх налетает с новой силой, словно взбесившийся бумеранг.
— Чепуха! — усмехнулся парень, поставив локти на стол. — Смотри, как ты классно справляешься с майонезофобией, а клаустрофобия по сравнению с ней — ничто!
Он кивнул на облепленный майонезом и хлебными крошками пластиковый нож. Хедли благодарно кивнула.
Они жевали, поглядывая на телевизор в углу, — там без конца прокручивали прогноз погоды. Хедли никак не могла сосредоточиться на еде, то и дело исподтишка косясь на своего спутника. И каждый раз в ее животе что‑то переворачивалось, причем дело явно было не в остатках майонеза, прочно прилипших к сэндвичу.