Чейенн включила подвальное освещение.
У подножия лестницы лежали Курт и миссис Перкинс со связанными руками и ногами и заклеенными изоляционной лентой ртами.
Чейенн сбежала вниз по лестнице, сорвала ленту и развязала своих слуг. К счастью, они дышали.
— Джереми! Где Джереми?
Она пошлепала морщинистую щеку миссис Перкинс, потрясла могучие плечи Курта.
Никакой реакции. Два обмякших тела с полуоткрытыми ртами не подавали ни малейших признаков жизни. Она займется ими позднее. Сейчас главное — найти Джереми.
Словно насмерть перепуганный ребенок, Чейенн, не переставая звать Джереми, пробежала через большую кухню, миновала длинный полутемный коридор, взлетела по мраморной лестнице на второй этаж и промчалась по всем его комнатам, в каждой зажигая свет и выкликая имя сына.
Как будто свет и звук его имени могли изгнать страх из ее сердца!..
Последняя спальня принадлежала Джереми. Вещи из нее не были выставлены на продажу, так что она сохранила свой обычный вид. Если не считать следов ожесточенной схватки. Подушки валялись по всему ковру вперемешку с игрушками и книгами. На сбитых простынях виднелась кровь.
С трудом передвигая ноги, ставшие вдруг деревянными, Чейенн приблизилась к кровати, опустилась на пол и, прислонившись к матрацу спиной, собрала кусочки любимого плюшевого мишки сына, Винни-Пуха, которого мальчик до сих пор брал к себе в постель. Державшаяся на ниточке голова оторвалась и покатилась на пол, а из туловища во все стороны разлетелась набивка. Как листья с магнолии.
Чейенн рыдала во весь голос, истерически вскрикивая. И тут оглушительно зазвонил телефон.
Прижимая разодранного мишку к груди, она подползла к аппарату.
— Долго шляешься, сука!
Слава тебе Господи! Не тот отвратительный скрипучий голос, что спрашивал Мартина!
— Где Джереми? — спросила она сквозь рыдания.
— Скажи маме «здрастье», О'Джерри!
— Ма-а-мочка! — Ее храбрый сынишка, не по летам разумный, всхлипывал так, что она с трудом разбирала слова. — Я пытался влезть на магнолию, но у него большой нож. И он меня порезал. Ма-а-мочка!
— Мой черед, О'Джерри. Миссис Лорд, никакой полиции. Иначе — никакого Джерри!
Из трубки доносился плачущий голос Джереми.
— Только посмейте его обидеть! Только посмейте!
— Это зависит от тебя.
Дальше последовали указания, что надо сделать, и угрозы.
— Ма-а-мочка!
Раздались короткие гудки, Чейенн зашлась в рыданиях.
Злодей требовал пять миллионов долларов. С таким же успехом он мог потребовать луну или солнце с неба.
У нее не было пяти миллионов.
А у кого они есть? Никогда она не чувствовала себя столь беспомощной и одинокой.
Каттер Лорд! — пришло ей в голову.
Она подошла к окну. Ветер стих, и единственный огромный цветок на верхушке магнолии распустился у нее на глазах.
Знак свыше!
Чейенн подняла телефонную трубку.
Когда Каттер, продолжавший распинать себя за содеянное, ворвался в свой роскошный номер в отеле «Уорвик», его встретил телефонный звонок. В руках Каттер держал чашечку из веджвудского фарфора — единственное, что уцелело из сервиза, за который ему пришлось выложить фантастическую сумму.
Она любит цветы — и все пять комнат номера были обставлены серебряными вазами с желтыми тюльпанами. Два балкона также украшены геранью в горшках.
Апартаменты Каттера были напичканы всем необходимым для свидания с женщиной: бутылками шампанского и виски, кассетами с романтической музыкой, флаконами с благовониями для ванн, даже книжками в ярких обложках для дам с сомнительным литературным вкусом. На кровати в главной спальне лежал прозрачный черный пеньюар.
Почему-то Каттеру казалось, что сегодня Чейенн будет его гостьей. Но после его выходки об этом не могло быть и речи. Он снова просчитался.
В его памяти всплыл день, когда она пришла просить его помочь Мартину. Без намека на косметику, в простом закрытом костюме, чтобы не возбуждать его. Тем не менее он воспламенился как никогда.
Ему сразу же вспомнилась Чейенн на острове, их ночи и разговоры, и мысль о том, что все эти семь лет она принадлежала Мартину, вызвала у него такой бешеный приступ ревности, что он расстегнул пуговицы ее жакета и, касаясь пальцами ее тела, сказал, что согласен помочь. Но за плату.
Вырвавшись, она ответила, чуть не плача:
— Этому не бывать! Никогда! Я не продаюсь. Не поэтому я вышла замуж за твоего брата. И не поэтому пришла к тебе.
Телефон продолжал звонить.
Каттер устал. Слишком устал, чтобы продолжать терзать себя упреками или беседовать о делах с кем-нибудь из своих вице-президентов по ту сторону океана.
Ему необходимо выпить. Затем принять душ. И лечь спать, возблагодарив Бога за то, что после своей выходки на аукционе он не попал за решетку.
К дьяволу того, кто звонит!
Каттер вышел на балкон, взглянул на серебряный серп месяца на беззвездном небе, перевел взгляд на огни раскинувшегося перед ним города и остановил его на фарах мчавшихся мимо машин, сверкавших ярче бриллиантов и рубинов.
Красота ночи не тронула его. Он никогда не пленялся красивыми видами, а сейчас панорама города с более чем миллионным населением лишний раз напоминала ему о его одиночестве.
О нем говорят, что он не способен к любви. Может, так оно и есть.
Перед его глазами снова встало бледное лицо Чейенн со взором, затуманенным слезами. Глубоко вздохнув, он направился в кухню и наполнил виски смешную чашечку, разрисованную розами.
Он уже поднес ее ко рту, когда неугомонный телефон снова издал резкий, требовательный звонок, и Каттер, не выдержав, схватил трубку.
— Говорит Каттер Лорд.
На другом конце провода раздались истерические рыдания, прерываемые всхлипываниями.
— Каттер! Наконец-то! Я уж думала, что ты никогда не ответишь!
Сердце его забилось отчаянно.
— Кто говорит?
Но женщина повторяла лишь его имя:
— Каттер! Каттер!
— Чейенн? — скорее догадался, чем расслышал он.
— Да, да! — выдохнула она, но их тут же разъединили.
— Проклятье! — воскликнул Каттер, которого охватила дрожь от предчувствия чего-то ужасного.
— Каттер! Ты слышишь меня? — вновь раздался голос Чейенн.
— Да, да, слышу. — Он старался говорить спокойно.
Она дышала так тяжело, что не могла произнести ни слова.