— Детка, если ты такая хорошенькая, то беги отсюда.

— Я иногда делаю тупости. Но у меня здесь работа.

Он надвинулся на нее.

Она сделала неуверенный шаг прочь. Затем стремительно бросилась с крыльца.

Но Джошуа оказался проворнее.

Схватил ее за талию, всем телом прижал к стене, захватив ее руки и лишая возможности освободиться.

Он дерзко поднял ее подбородок и впился глазами: вот эта ее кипучесть и подогревала. С силой прижал к себе. Ее груди распластались, бедра оказались в плену его ног. Его обуяло желание подчинить Хани. Всякое движение ее тела лишь разжигало удовольствие и делало его еще более дерзким.

Но мягким голосом он произнес:

— Хани… Хани, я не сделаю тебе больно.

Она замерла.

Всепоглощающая тишина, казалось, окутала их. Ее поникшее лицо выражало полную безнадежность. Он тоже был слишком переполнен подступившим чувством глубокого отчаяния. Инстинкт подсказывал каждому, что они готовы пропасть. И все же каждый надеялся спастись.

Напряженно, затаив дыхание, она вглядывалась в него. Он убрал волосы с ее шеи. Затем его грубые сильные пальцы стали поглаживать ее кожу: бледную щеку, нежный изгиб шеи…

— Я впервые встречаю такую, как ты.

Словно загипнотизированная, Хани смотрела, как приближались его губы. Вот он коснулся ее рта и почувствовал, как она подалась к нему. Он глубже впился в ее губы, а ее руки стали медленно обвивать его шею, потом ноготки неохотно переместились на мускулистую спину, она прильнула к нему. Его язык скользнул между губ, и она не сопротивлялась. Ее нежный рот был влажным и аппетитным.

Она воплощала все, что он мог вообразить, и даже больше, — очень живая и трогательно-наивная.

От одного поцелуя кровь закипала в его жилах.

Больше всего ему хотелось отнести ее в дом, раздеть и поласкать на том самом зеленом покрывале. Он живо представил, как ее затвердевшие соски противостоят его губам. Он знал, что она окажется сладкой, получше тех костлявых красоток, которые шли у него чередой уже несколько лет.

Но, хотя каждая клеточка его существа желала обладать ею, он ослабил объятия и отпустил ее.

Определенно он чувствует себя с ней по-другому.

Добрый. Мягкий. Он глубоко вдохнул и медленно, прерывисто выдохнул. Что с ним происходит?

Слишком ослабевшая, она села, прислонившись к стене, и засмеялась как-то нервно, немного истерично.

— Это называется: животный инстинкт. Я.., я знаю, что вы, должно быть, обо мне думаете. Что и всякий мужчина.., но такой, как вы, особенно.

— Мужчина, как я… — Он почувствовал подступающее недовольство и раздражение. Недовольство ею. Недовольство Нелл, которая, очевидно, тщательно прополоскала мозги новой домоправительнице. Впервые, кажется, он сожалел о своей негодной репутации. — Сомневаюсь, что вы все правильно поняли.

— Со мной раньше такого не случалось.

— И со мной, — заметил он холодно.

На ее золотистой коже играли блики заходящего солнца. Он взглянул на ее пухлые губы и, невзирая на раздражение, почувствовал к ним непреодолимую тягу.

Он захотел опять попробовать ее на вкус, и.., не только губы. Ему хотелось ее объятий. Однако она не из тех женщин, которые с легкостью предаются страсти. В ней было нечто такое душевное, неиспорченное, что даже он, искушенный в жизни и познавший многих женщин, не хотел ее обижать.

— Мне бы не хотелось повторить то, что произошло.

— И мне. — Он взъерошил пальцами черные волосы, упавшие до бровей. — Милая, если вы ранимы, то держитесь от меня подальше.

— Потому что у вас дурные намерения?

— Для вас опасно жить.., неподалеку от меня. Я обычно добиваюсь того, чего хочу. А я хочу вас, Хани Родригес. Однако вы не в моем вкусе, и мой интерес к вам, видимо, продержится недолго.

Неподдельная боль, а потом испуг отразились на ее лице.

— Сожалею, что задержала вас.

— Я задержался с удовольствием, Хани, — он по-волчьи улыбнулся.

Они вместе поднялись по деревянным ступенькам.

И Джошуа опять сделал невообразимую вещь.

Он никогда не доверял никому своих личных проблем. Но с ней все было иначе.

— Мою дочь исключили из частной школы за дерзкое поведение.

— Подростки обычно дерзят.

— Да, я был так доволен, что она поступила в классическую школу. А когда она сообщила об исключении, мне хотелось свернуть ей шею.

Хани улыбнулась ему, страх исчез.

— Ну, это нормальная реакция. Но не нужно ее наказывать. Будьте снисходительны. Попытайтесь понять причину ее поступка. Возможно, она хотела привлечь к себе ваше внимание.

Они дошли до машины. Джошуа открыл дверцу, и она села.

— Боюсь, что по части снисходительности я мало преуспею. У меня было суровое детство. С дочерью я, конечно, провожу мало времени. Вы, наверное, ладите с детьми?

— По-разному бывает.

— Я вырос на улице. Ей же отдаю все, а вместо благодарности она бунтует.

— Просто нормальный подросток. Не оставляйте ее без внимания, мистер Камерон. Это главное.

— Ну, вниманием-то я ее не обделяю. И не отступаю от задуманного.

Она завела машину.

— Так вы последуете моему совету держаться от меня подальше? — Он взял ее руку, втайне догадываясь, что этого не следовало бы делать.

Трудно было понять, что она думала в тот момент.

— До свидания, мистер Камерон.

— Джошуа, — прошептал он.

— Джошуа, — повторила она нежно и немного с вызовом.

И высказать нельзя, что он почувствовал при этом. Он наклонился и поцеловал ее в губы. Попытка оттолкнуть его была решительно пресечена.

Его поцелуй был нежным, мягким, властным, и, когда он оторвал губы, непонятный испуг охватил обоих.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Джошуа медленно встал из-за стола и подошел к окну кабинета. Где-то внизу как завороженный замер город. Он наблюдал, как по улицам суетливо пробегали машины, как терялся в дымке тумана мост «Золотые Ворота». Посмотрев на разбросанные по бухте парусные лодки, он подумал, что неплохо было бы и ему отдохнуть на воде. Захотелось ощутить обжигающую прохладу ветра, вдохнуть аромат моря. Невозможно — он никогда не отрывался от дел в середине недели.

Он — заложник в своей стеклянной клетке, он больше не принадлежит себе. Пальцы нырнули в волосы. Уже пролетела неделя после встречи с Хани Родригес.

Ему не довелось ее увидеть. Она избегала его, будто чумного; вела себя так, как он советовал.