– Ну что вы, Глеб Петрович, вечно все преувеличиваете! – Земфиру передернуло под платком. – Ну, он пошумел, но он такой и есть, Калараш!
– Пожалуйста, чуть подробнее, – как можно вежливее попросил Илья. – Кто такой Калараш?
Старик Маркс махнул изящной рукой, пальцы у него были похожи на тонкие бамбучины.
– Сумасшедший! Книжки пишет про самосовершенствование – бред помраченного сознания. Наговоры-установки, стишки-установки и прочее. «Мой дух окреп и тело укрепит, восстану я, дух тело озарит!» Лариса ему сто раз объясняла, что мы печатаем художественную литературу, а не псевдомедицинскую, так он куда только не жаловался, и ей угрожал, и к заму ходил.
– А что он собой представляет? – Илья насторожился на слово «угрожал».
– Целитель, черт его не знает! – Маркс отхлебнул из гигантской чашки с цветочками. – Бывший учитель физкультуры, что ли! Говорит: а у меня художественная литература, только не бесполезная, как простые стихи, а с пользой для здоровья! «Посильно укрепляй ты мускул, и в нем поселится корпускул!»
– А адрес его у вас, случайно, не сохранился?
– У нас нет! – пискнула Земфира.
– Мы его не печатали ни разу, – пробасил Маркс. – Зато его в издательстве «Темпора» пачками печатают, там наверняка знают.
– И между прочим, хорошие деньги делают, а вы говорите: сумасшедший! – еще раз пискнула Земфира.
– Так его ж такие же сумасшедшие и читают, – захохотал Маркс. – И цена его книжкам – двугривенный, и то в базарный день!
Илья не стал дослушивать творческий спор редакторов, поклонился и вышел. Первый пункт плана не принес никакого результата: ясно бы ло что безумный стихотворец вполне удовлетворен своей писательской карьерой в издательстве «Темпора» и не стал бы мстить недальновидному редактору, который сам отказался от своего счастья.
Вернувшись в номер, Лариса обессиленно легла на кровать. Маша присела рядом, смотреть на изможденное лицо, мертвые глаза подруги не было никакой возможности. Но она решительно тряхнула короткой стрижкой, взяла Ларису за руку:
– Ты, знаешь что, не разваливайся! Давай-ка все еще раз мне расскажи как можно подробнее. Я же только от Нателки всю историю слышала, а может, там есть какие-то важные детали!
Лариса замученно прикрыла веки, из-под них блеснули слезы. «Прямо как больная собака – терпит молча, не жалуется», – кольнуло Машу в сердце.
– Давай-давай, рассказывай! – потрясла она ладонь подруги. Ясно было, что никакого толку от Ларки сейчас не добьешься, но невозможно было дать ей полностью погрузиться в свое горе.
– Я не могу, Маш, правда не могу, – еле слышно прошептала она. – Я уже столько раз рассказывала… И все напрасно…
– Нет, дорогая, родная моя, не напрасно, не напрасно! – Маша склонилась к лицу Ларисы взяла ее ладонями за щеки. – Ну, посмотри на меня! Мы найдем ее, слышишь? Обязательно найдем! Надо только понять, за какую ниточку дернуть! Ну, рассказывай!
Лариса нехотя, часто останавливаясь – перехватывало горло, – еще раз рассказала все с самого начала. Как они ссорились еще дома, как сели в самолет, как Аня пошла в туалет, а Лариса стояла в очереди и сердилась на нее… Потом рассказала про визит в консульство, про страшную старуху цыганку на улице…
Маша слушала и понимала, что так ничего добиться нельзя: Лариса помнила уже только то, что рассказывала другим. А ей надо было воссоздать всю картину полностью, даже с теми деталями, которых Лариса могла и не заметить, упустить, потому что ее ум был парализован страхом за Анечку, а мысли перескакивали с одного на другое. Маша не раз занималась журналистскими расследованиями и знала, что порой мимолетно оброненное в разговоре со случайным свидетелем слово, самая мелкая деталь могут привести к открытию очень важного – того, что, собственно, и делало всю работу успешной.
– Знаешь, нам надо поехать туда, и ты мне все-все покажешь прямо там, в аэропорту, ладно? А то я не могу себе представить это место: куда она ушла, куда ты потом пошла… А это важно! Вставай, поедем с тобой в аэропорт, заодно и в полицию наведаемся. Тут есть кто-нибудь – ну, гид, служащий какой-нибудь из наших, кто потурецки говорит свободно? Боюсь, по-английски нам с тобой многого не расскажут.
– Не знаю, – прошелестела Лариса. – Я же ни с кем тут не общалась… Только на ресепшне.
У стойки регистрации Маша быстро выяснила, что среди гидов есть несколько человек из России. Но по-турецки свободно говорит только Равиль. Худого чернявого Равиля они нашли возле пул-бара. Он вовсю флиртовал с двумя хорошенькими блондинками, видно, из нового заезда.
– Вы Равиль? – Маша решительно подошла к юноше, прервав какой-то веселый разговор. Блондинки недовольно замолкли. – Нам нужна ваша помощь! Отойдемте в сторонку.
Она быстро рассказала всю историю Равилю, тот все время испуганно косился на Ларису, безучастно стоявшую в стороне.
– Вы понимаете, нам без хорошего турецкого там, в аэропорту, ничего не узнать. Помогите, пожалуйста, я вас очень прошу! Поедемте с нами, я заплачу за услуги. Сколько вы хотите: сто долларов, двести?
– Я не знаю… Я же на работе. Мне надо согласовать с фирмой, я не могу оставить группу, у меня инструктаж в шестнадцать часов, – бормотал Равиль с мягким восточным акцентом. – Я должен спросить старшего…
– Давайте номер, я сама все объясню вашему старшему! – Маша решительно протянула руку, и он безропотно набрал номер на сотовом и подал ей трубку.
Старшим оказалась немолодая, судя по голосу, сильно курящая женщина, которая сначала долго кудахтала, что нельзя, порядок, расписание… Но когда Маша пообещала ей грандиозный международный скандал с упоминанием ее турфирмы, сдалась и разрешила Равилю сопровождать настырную русскую в аэропорт Анталии. Равиль заметно повеселел и побежал ловить такси. Маша удовлетворенно кивнула и потянула Ларису за ним.
Аня во второй раз проделала знакомый путь и вновь оказалась на площади с недовольным всадником на позеленевшем коне. Куда идти, она понятия не имела, но сейчас это было совсем не важно – главное, подальше от больницы, в которой ее держали. Она еще раз полюбовалась панорамой Сены с высокой площадки – туристов с фотокамерами, галдящими на разных языках, на ней заметно прибавилось.
Потом обошла дом с колоннами сбоку, долго спускалась по каким-то извилистым улочкам и вышла к мосту. Великая башня теперь парила высоко в небе и отсюда казалась значительно более внушительной – просто железным монстром на раскоряченных ногах. Вода в реке играла солнечными бликами, по ней бегали туда и сюда теплоходы, похожие на московские речные трамвайчики.
Аня перешла через мост, разглядывая все вокруг широко раскрытыми глазами. Голова слегка кружилась, хотелось есть. Она присела на скамейку, достала кошелек. Возвращаясь из редких зарубежных командировок, мама всегда отдавала ей в копилку неизрасходованные мелкие иностранные деньги. «Когда-нибудь пригодится на метро! – смеялась она. – Вот поедем с тобой в Париж, а ты будешь при деньгах!» Бедная мамочка, где она сейчас? Здорова ли она, жива ли, или ее вообще уже нет на свете?