Дома я долго болтала с тетей Липой и уже вовсе не чувствовала себя лишней и ненужной. Правда, папа позвонил и сказал, что вернется не раньше девяти, так как у них на работе какое-то совещание. Кости и Мити все еще не было дома. Но в половине восьмого неожиданно позвонила Мотька. Голос у нее был измученный.
– Матильда, ты что так рано? – удивилась я.
– Ох, Аська, у нас такое несчастье…
– У вас? Где?
– В театре, – всхлипнула она. – Репетиция сорвалась… И вообще.
– Что? Что случилось?
– Наша Гуля попала в больницу, и неизвестно, выживет ли… – всхлипнула Мотька.
– Кто такая Гуля?
– Помреж! Правая рука Ильи Михайловича! Он так расстроился…
– А что с ней случилось, Матильда?
– Да говорят, отравилась чем-то…
– Пищевое отравление? Небось в буфете какую-нибудь гадость съела! Ничего, промоют желудок, подержат недельку в больнице…
– Да в том-то и дело, что она никогда не ест в буфете.
Никогда! Она говорит, что ни ее желудок, ни ее кошелек этого не выдерживают… И вообще, – Мотька вдруг перешла на шепот; – Аська, мне кажется, ее кто-то отравил!
– Моть, ты в своем уме? Кому надо травить помрежа?
– Ну, мало ли… Может, у нее в личной жизни что-то такое было.., все бывает, сама знаешь. И потом врач из «Скорой» так удивленно сказал: «Странно, но похоже на отравление ядом…» А вот название яда я не запомнила.
– Мотька, но ведь яд необязательно кто-то подсыпал, когда отравишься консервами или колбасой, там ведь тоже яд…
– Но тогда врач не удивился бы.. Какие-то там симптомы не те были.., так я думаю.
– Ну хорошо, а милицию-то вызвали?
– Нет, наверное, из больницы сообщат ментам…
Ась, а может…
– Что?
– Может, тряхнешь стариной?
– Ты хочешь сказать…
– Ага! Тебе все равно сейчас делать нечего…
– Ну конечно! И что, прикажешь мне одной этим заниматься, да?
– Аська, я же ничего не приказываю, ты что? Я просто подумала, тебе, наверное, скучно, когда все на работе или в институте, или в школе…
– Ну, вообще-то это правда… Скучновато. Но одной… Я даже не знаю, как за это взяться…
– Это мы обсудим! – обрадовалась Мотька. – Хочешь, я сейчас к тебе прибегу? А, кстати, Валерка наверняка согласится тебе помочь. Даже, я думаю, в восторге будет.
– Знаешь, Матильда, давай подождем до завтра.
Может, выяснится, что у вашей Гули никакое не отравление, а просто аппендицит или еще что-нибудь в этом роде. Врачи в «Скорой» часто ошибаются…
– Нет, Аська, я печенкой чую, что-то тут не так…
Я сегодня как в театр пришла, мне почему-то так вдруг тоскливо стало, так холодно и страшно, а потом вот это случилось…
– Ты, наверно, хорошо к этой Гуле относишься?
Кстати, что за имя – Гуля?
– Гулико! Она наполовину грузинка. Да, я к ней хорошо отношусь, но при чем тут это?
– Как при чем? Ты к ней хорошо относишься, вот и почувствовала, что ей плохо станет!
– Ты думаешь?
– Конечно! Сама подумай! Просто тебе уже всюду преступления мерещатся. Оно и неудивительно!
– Ась, ты с Лордом гулять не пойдешь?
– Пойду, а что?
– Давай, выходи сейчас, и я подойду, погуляем вместе, я уж и забыла, когда гуляла, совсем времени нет.
Поговорим спокойно, а то тут у Степаниды уже ушки на макушке.
– Отличная идея! Через десять минут выйду!
Действительно, через десять минут мы встретились и пошли на сквер. Вид у Мотьки был подавленный.
– Аська, это плохо, очень плохо! – проговорила она драматическим шепотом.
– Да что хорошего!
– Нет, я даже не про Гулю, ее, бог даст, спасут, но… примета плохая.
– Примета? Какая примета? – рассердилась я. – Если помреж отравился, значит, спектакль провалится?
По-твоему, существует такая примета?
– Ладно, не злись, может, я не так выразилась… Ну не примета, а знак… Плохой знак… До сих пор все было так клево…
– Ну ты и скажешь… В театре ведь тоже живые люди работают! Я вот не помню у мамы в театре ни одного спектакля, чтобы что-нибудь да не стряслось! Вечно что-то случается, и если на все это обращать внимание и считать дурным знаком… Тогда бы они вообще ни одного спектакля не выпустили. Не волнуйся, оклемается твоя Гуля. Она молодая?
– Ну, не очень, ей уже двадцать восемь.
– Красивая?
– Да нет, но симпатичная, веселая…
– Замужем?
– В разводе!
– А кто муж?
– Не знаю. Она про него не говорит. Я просто краем уха слышала, она кому-то говорила «мой бывший муж…»
Она, по-моему, в Илью Михайловича влюблена.
– А он ведь, кажется, женат?
– Да, у него жена славная, она преподает французский язык в Щукинском училище. И девчонка у них десятилетняя. По-моему, они хорошо живут… Ты что, подумала, что его жена могла отравить Гулю?
– Я? Да ты что, Матильда! Мне такое и в голову не пришло! Мы вообще не знаем, отравили ли ее… Слушай, Моть, а куда ее увезли? Не в Склиф?
– Да вроде в Склиф, а что? Думаешь, сбегать сейчас туда, узнать что-нибудь?
– Ну да!
– Правильно! Идем! – решительно сказала Мотька. – Это же рядом!
– А Лорд?
– Не страшно, ты с ним постоишь, а я попробую узнать что-нибудь!
Но едва мы подошли к приемному покою, как навстречу нам вышел немолодой, совершенно лысый, довольно толстый мужчина средних лет.
– Яков Леонидович! – закричала Мотька и бросилась к нему. – Яков Леонидович, вы у Гули были?
– Матильда! Ты что здесь делаешь?
– Да вот, я же тут близко живу, решила зайти узнать, как Гуля.
– Ей уже лучше, она пришла в себя… Говорят, вообще сегодня ничего не ела, только воду минеральную пила… Странная история… Но в лаборатории вроде бы яд не обнаружили… Единственное, что она сказала.., будто выпила воду не из своей большой бутылки, а из маленькой, которая стояла на столике у телефона за кулисами, и будто бы у воды был необычный вкус. Я немедленно рванул в театр и привез им эту бутылку. Там оказалась чистейшая вода.