Она посмотрела на него, вертя в пальцах ягоду клубники.
— На прошлой неделе я ела сырные крекеры.
— Ах, — сказал он, пряча улыбку, — рад слышать, что ты придерживаешься здоровой диеты.
Она подняла клубнику к самым глазам, а потом снова положила ее на тарелку.
— Я не могу есть, когда у меня полно срочной работы.
— В этом мы похожи. Когда у меня в жизни был тяжелый период, я питался одним арахисом в шоколаде и кофе.
— Как приятно слышать, что ты иногда устраиваешь себе разгрузочные дни. Хотя не думаю, что ты делаешь это очень часто.
Он наблюдал, как она подносит к губам клубнику.
— Ты уверена, что хочешь чесаться остаток дня?
Она удивленно распахнула глаза и положила клубнику на тарелку.
— А откуда ты знаешь, что у меня на нее аллергия?
— Роб рассказывал.
Она раздраженно подняла глаза к потолку:
— Вот болтун. Что еще он тебе рассказывал?
— Ничего особенного, всего лишь поведал о твоей семье, обо всех твоих болячках, образовании, карьерном росте и истории вашего знакомства.
— Ну вот что, это нечестно, ты знаешь обо мне все, а мне Роб рассказывал только о том, как ты привлекателен, какой хороший ты командир и как быстро ты бегаешь.
От этих слов Брок почувствовал себя неловко.
— Теперь я бегаю совсем не так быстро.
— Но ты можешь обогнать меня.
— Да уж, ты просто великая спортсменка… — Он оборвал себя, увидев ее широко распахнутые глаза.
— Ах, извините. Видишь ли, у меня нет подготовки морского пехотинца и таких мускулов. — Она вздернула подбородок. — Вы только посмотрите на эти мышцы, — она ткнула пальцем в его руку, — ты просто хвастун.
Брок хихикнул — ему было приятно получить этот скрытый комплимент. Он бросил оценивающий взгляд на ее женственную фигуру, потом еще один, как будто хотел подтвердить свои соображения.
— Поверь мне, твое тело смотрится не так уж плохо.
Они встретились взглядами, и Броку показалось, что между ними промелькнула искра.
Келли прокашлялась и сделала небольшой глоток холодной воды.
— Ты слишком добр ко мне. Спасибо за завтрак. Думаю, мне пора домой. — Она улыбнулась. — Не могу же я продолжить тренировку после такой плотной еды.
— Действительно. — Он бросил на стол несколько долларов. — Хотя это было бы совсем неплохо. Только представь: кровь стучит у тебя в жилах, лицо овевает морской бриз и ярко светит солнце. — Он все еще подшучивал над ней.
— А солнечный удар готовит новую атаку, — добавила она с непроницаемым лицом. — Ты уверен, что у морских пехотинцев не развивается особая жестокость?
Они выходили из кафе.
— Нет, — ответил Брок, разглядывая ее спину. Ты можешь смотреть, но не смей трогать. — Мы мазохисты. Все мы мазохисты.
Из жаргона морских пехотинцев: действовать по принципу резины — быть гибким.
На следующее утро Брок вновь постучался в дверь Келли. Она опять была в ночной рубашке, но на этот раз, по крайней мере, проснулась к его приходу. «Процесс пошел», — подумал он.
— Извини, еще не готова. Вчера на меня снизошло вдохновение, и я просидела за работой до поздней ночи, — сказала Келли. — Хотя планировала лечь пораньше, чтобы не ударить лицом в грязь, как вчера… А сегодня, кажется, жарко.
— Восемьдесят два градуса по Фаренгейту, влажность…
— …триста процентов, — закончила она с ухмылкой. — Это одна из наиболее приятных особенностей морского климата. Я буду готова через минуту. Ты уверен, что не хочешь пробежаться в одиночестве? Из-за меня тебе приходится все время сбавлять темп.
Сегодня не придется, он уже совершил одну пробежку этим утром.
— И не надейся. Эй, не хочешь показать мне свои новые рисунки?
— Даже не знаю, — осторожно ответила она. — В последнее время я сомневаюсь в гениальности своих творений. Уж лучше продемонстрирую свои шрамы.
— Какой шрам ты имеешь в виду — после операции аппендицита или шрам после падения с велосипеда? — спросил Брок.
Глаза у нее стали большие, как блюдца.
— Ну вот, опять. Осталось ли хоть что-нибудь, чего он тебе не рассказал?
— Скажу, когда узнаю.
— Пора менять ситуацию, это нечестно, тебе придется рассказать о себе, — прорычала она.
Брок пожал плечами:
— Нет проблем. Хотя и рассказывать-то особенно нечего, я не такая интересная личность, как ты.
Келли закатила глаза.
— Ну да, конечно. Дай мне минуту, чтобы переодеться, и будь готов отвечать на мои вопросы во время пробежки.
Через несколько минут спустя они уже бежали по пляжу, и она немедленно начала забрасывать его вопросами:
— Какой твой любимый цвет?
— Голубой, как и у тебя.
Она улыбнулась и покачала головой.
— Где ты родился?
— В городе Колумбус, штат Огайо. А ты родилась в Пайн-Крик в Северной Калифорнии.
— Что ты будешь делать теперь, когда твоя служба в корпусе морских пехотинцев окончена?
— Буду заниматься архитектурой. Я еще в колледже выбрал ее в качестве профилирующей дисциплины, а в институте моей специализацией было строительное проектирование. Уеду в Атланту и устроюсь там в какую-нибудь крупную фирму.
Келли сморщила нос:
— Не люблю больших городов.
— Да, знаю, Роб говорил об этом. Но в Атланте много возможностей. Думаю, это неплохое место для начала новой карьеры.
Она сбавила шаг.
— Тебе не нравится, когда тебя расспрашивают о военной карьере?
— Совсем нет, — ответил Брок, отрицательно покачав головой. — Я просто не люблю углубляться в подробности. Ты же знаешь, моя военная карьера закончилась совсем не так, как бы мне хотелось.
В ее глазах отразились грусть и сочувствие.
— Твое выздоровление было совсем не легким, да?
Он хотел ответить, что все могло быть и хуже, но не захотел причинять ей боль воспоминаниями о Робе.
— Когда я пробыл в госпитале уже пару недель, меня навестил инструктор по строевой подготовке из учебного лагеря новобранцев и сказал, что, если я начну жалеть себя, он соберет своих солдат и устроит вечеринку под названием «Капитан Брок — маменькин сынок и сопляк».
— Как мило. Это такая особая мотивация, что ли?
Брок хмыкнул:
— В некотором роде. Сержант Рискоу просто эксперт по мотивациям. Когда мы были в лагере для новобранцев, он придумывал нам прозвища вроде: дамочки, тупицы, подонки. Эх, всего и не упомнишь.