– О чем вы там шепчетесь? – поинтересовалась Ниночка.
– Прощаемся, ма тант!
С этими словами он встал, попрощался со всеми и ушел, почему-то подмигнув мне.
– Ниночка, а почему у ваших племянников французские имена?
– Потому что у них отец – француз, муж моей старшей сестры.
– А по-русски он здорово чешет!
– Чешет? – засмеялась Ниночка. – Лиза, моя сестра, говорит с детьми только по-русски.
– А отец по-французски?
– Конечно!
– Здорово, сразу два языка! – вздохнула Мотька.
Пока мы сидели в кафе, стемнело, зажглись фонари, реклама, улица приобрела совсем другой вид, уходить не хотелось, сил на еще какие-то поездки уже не было, и мы просидели там очень долго.
– Девочки, а не поужинать ли нам здесь? – предложила Ниночка. – Чтобы дома не возиться?
Мы с восторгом согласились, тем более что нам предстояло еще собирать вещи. В результате наш последний день в Париже прошел просто прекрасно. Мотька была страшно довольна.
– Вот видишь, Аська, – сказала она, улегшись в постель, – я была права, никому мы на фиг не нужны!
Утром мы поднялись ни свет ни заря, наскоро позавтракали и на такси помчались в аэропорт Орли.
Ниночка о чем-то беседовала с таксистом, Мотька припала к окну, напоследок любуясь Парижем, сейчас, в такую рань, еще пустынным и как-то по-утреннему свежим и красивым.
– Господи, господи, – шептала она, – я хочу еще сюда приехать, мне мало…
– Приедешь! Куда ж ты денешься! – успокоила я подружку. – Погоди, нас впереди еще столько ждет!
Рим, Флоренция, Венеция… Ты про Париж и думать забудешь!
– Нет! Про Париж я никогда не забуду!
– Ты то же самое говорила про Иерусалим.
– А ты думаешь, я его забыла? – вскинулась Мотька.
– Помнишь, как ты мне там сказала: если уж мы в Иерусалиме побывали, то и везде побываем?
– Помню, еще бы не помнить!
– И ты была права! А сейчас настройся на Ниццу, а то тебе все не в кайф будет.
– Твоя правда! – улыбнулась Мотька. – Но пока не мешай мне прощаться с Парижем!
Мы замолчали. Я подумала об Алене. Мне вдруг показалось, что он приедет прямо в аэропорт. И так захотелось еще разок увидеть его…
Но он не приехал. А мы очень быстро очутились в самолете.
– Сколько лететь до Ниццы? – спросила Мотька.
– Чуть больше часа! – ответила Ниночка. – Ох, как хочется искупаться! – С этими словами она раскрыла газету. – О боже! Что это? Ася, ради бога!
Я посмотрела туда, куда указывала Ниночка. На газетном снимке красовалась вся наша компания – Матильда, я, Ален и Поль – в том кафе, где меня едва не подстрелили. И когда только нас успели снять?
Ниночка тем временем пробежала глазами заметку.
– Какой ужас, Ася! Но почему ты мне ничего не сказала?
– Не хотела тебя пугать! Вполне понятно! Кончилось-то все благополучно. А что там написано, Ниночка?
Мотька, гляди, ты уже попала во французские газеты!
– Что? Где? – Матильда отлипла от иллюминатора. – Ой, правда, а что там написано?
– «Выстрел рогоносца!» «К счастью, никто не пострадал!» «Виновный арестован!» Это заголовки. А вот текст: «Вчера в кафе „Жизель“ было много посетителей, когда мимо на машине проехал месье Н. Он на ходу выстрелил в свою супругу, мадам Н., но промахнулся. Его жертвой только чудом не стала совсем юная русская девушка. Если бы она не нагнулась в тот момент, пуля попала бы ей в голову. Очевидно, эту девушку очень любит господь бог! Месье Н, был задержан у себя в офисе. Возбуждено уголовное дело». И все! Но кто эта девушка?
Я хотела соврать, но заметила, что на снимке как раз в том месте, где пуля попала в стекло, нарисован черный кружок.
– Ася! Какой ужас! Это ты! – волновалась Ниночка.
Она была бледной как полотно. – О боже, девочка моя, но как же это?
– Ниночка, чего ты так расстроилась? Все же кончилось хорошо! Я жива, здорова и даже испугаться не успела!
– Я не могу… У меня внутри все дрожит! А что будет с Игорем…
– Ниночка, умоляю, не говори деду ничего!
– Я-то не скажу, но кто поручится, что он не увидит газеты?
– Неужели он в Риме станет читать парижские газеты?
– Надеюсь, что нет… Ася, тебя действительно любит бог! Какая-то доля секунды и… Даже подумать жутко!
– Ниночка, успокойся! Это было позавчера! И прошу тебя, забудь об этом! Иначе дед догадается, что ты что-то от него скрываешь!
– Матильда, ты тоже не испугалась?
– Не успела! Да и не сообразила, что к чему, а потом уже… Да, потом испугалась, но задним числом, как говорится, а это уже не тот испуг…
– Не знаю, меня до сих пор трясет… Мадемуазель! – Она подозвала стюардессу и попросила принести ей рюмку коньяка. Когда Ниночка брала с подноса эту рюмку, рука у нее дрожала.
В результате мы и не заметили, как долетели до Ниццы.
– Ох и красотища! – простонала Матильда, когда мы на такси въезжали в город. – Пахнет морем! А где мы будем жить?
– В пансионе у моей старой знакомой, мадам Бертье. Она когда-то танцевала в кордебалете, а потом, когда ушла из театра, открыла в Ницце пансион. Она очень милая и, кстати, прекрасно говорит по-русски, ее первый муж был русский. Нам у нее будет очень хорошо!
– А почему мы прошлый раз останавливались в отеле? – удивилась я.
– У Мадлен тогда был ремонт!
Ницца – довольно большой город на Лазурном берегу у подножия Приморских Альп. Вдоль моря тянется бесконечная набережная Променад-дез-Англе, а под ней пляжи, но не песчаные, а из крупной гальки. Без сабо и к воде не подойдешь. Возможно, есть и песчаные пляжи, но я не видела.
Дом мадам Бертье стоял на прямой, довольно широкой, но тихой улице Верди. Двухэтажный, крытый черепицей, с зелеными ставнями и увитый плющом, он показался мне ужасно уютным и милым. На двери вместо звонка висел старинный молоток. Мы постучались.
Дверь мгновенно открылась, и навстречу нам выскочила очень маленькая, худенькая женщина с большими зелеными глазами и совершенно седой головой.
– Нина! – воскликнула она.
– Мадлен, дорогая, здравствуй!
В доме чем-то удивительно вкусно пахло.
– Вы как раз к завтраку! Прошу! Прошу! – приглашала она по-русски. – Девочки, прошу! О! Вот это, конечно, внучка месье Потоцкого. Очень похожа! Как тебя зовут?