Бабушка, похоже, уже немного пришла в себя.
— Мне не нужен никакой доктор, — выдохнула она.
Коул придвинулся ближе к дивану.
— И все-таки он приедет. Пусть хотя бы послушает сердце и измерит давление.
— Пустая трата времени, — пробурчала бабушка и закрыла глаза.
Коул присел на край дивана, и Сидни немного отодвинулась.
— Не волнуйся! Все будет хорошо! Мы обязательно отыщем пропажу, — мягко, но уверенно произнес он, беря бабушку за руку.
Та открыла глаза и довольно долго молча смотрела на него.
— Я знаю! — В уголках ее глаз заблестели слезы.
— Пусть лежит и отдыхает, — проговорил доктор Дайерс, тихо прикрыв дверь в спальню бабушки. — У нее, очевидно, был эмоциональный шок.
— Да, мы ей сообщили неприятное известие, — подтвердил Коул, отворачиваясь от окна. — Возможно, нам стоило держать язык за зубами.
Его плечи были напряжены, и Сидни знала, что он винит во всем себя. Но это ее грех. Попытка спасти собственную карьеру за счет пожилой женщины была непростительна.
— Я дал ей легкое успокоительное, — объяснил доктор Дайерс. — С ней все в порядке. Она хочет видеть Сидни. Только не очень долго, пожалуйста.
Коул кивнул и направился в сторону спальни.
— Не вас, а Сидни Уэйнсбрук, — остановил его доктор.
— Что вы сказали?
— Ваша бабушка хочет видеть Сидни.
Сидни замерла от удивления, а Коул растерянно моргнул.
— Почему она хочет видеть Сидни, а не меня?
Доктор пожал плечами.
— Не могу знать. Может, ей просто хочется поговорить с женщиной?
— Я могу позвать Кэти, — не сдавался Коул.
— Она просила именно Сидни.
— Хорошо! Я зайду, — согласилась та.
Коул резко шагнул к ней.
— Да-да, обещаю. Никакого волнения. Все будет хорошо, — быстро произнесла Сидни, выставив руку вперед. — Я просто выслушаю ее.
— Нельзя ее расстраивать, — кивнул Коул. — Мы и так уже натворили дел.
— Я просто послушаю, что она мне скажет.
Губы Коула были плотно сжаты; было очевидно, что он мучается из-за сознания собственной вины.
— У нас не было выбора, — оправдывающимся тоном негромко проговорила Сидни, надеясь переубедить его.
— О, нет, был.
Спорить с ним бесполезно!
— Пойду, узнаю, чего она хочет, а потом поговорим, хорошо?
Прежде чем он успел сказать «нет», Сидни быстро пошла через гостиную к спальне и осторожно повернула ручку, чтобы не разбудить бабушку, если та спала.
Яркое полуденное солнце заливало лучами комнату. Женщина, лежавшая с открытыми глазами на кровати, казалась еще более старой и слабой, чем даже несколько минут назад.
— Сидни, — прошептала она, протягивая руку за носовым платком.
Девушка закрыла дверь и подошла к ней.
— Вам что-нибудь дать? Воду? Лекарство?
— Я сделала кое-что ужасное, — проговорила бабушка, комкая платок возле рта. Она взяла Сидни за руку и глубоко вздохнула. — У меня нет права просить тебя о таком одолжении.
— О чем?
— Я собираюсь тебе кое-что рассказать. И хотела бы попросить ничего не говорить моей семье.
— Конечно, я не сделаю этого. Пожилая женщина снова вздохнула и отвела взгляд от Сидни:
— Это я подделала брошь.
Сидни вздрогнула, как от удара.
— Что?! Когда? Но зачем вы это сделали? — воскликнула она и, помолчав немного, задала самый важный для себя вопрос: — А вы знаете, где находится настоящая?
— Нет, — печально покачала головой бабушка.
— Не понимаю! — Сидни старалась, чтобы ее голос не звучал осуждающе. — Зачем вам понадобилось подделывать брошь?
— Это было давно.
Сидни кивнула в надежде, что этот рассказ прояснит ситуацию.
— Мне исполнилось всего двадцать лет. — Голос бабушки зазвучал тише, а по выражению ее глаз было видно, что она мысленно перенеслась в те времена.
Сидни осторожно присела на край дивана, стараясь не перебивать пожилую женщину.
— У нас с Гарольдом была вторая годовщина со дня свадьбы, и я была беременна Нейлом. И тут появилась та женщина…
Сердце Сидни пропустило удар.
— У нее был ребенок. Сын. От Гарольда. — Голос бабушки сломался. — Ему было шесть месяцев…
— Мне очень жаль.» Бабушка покачала головой.
— Если бы тайна вылезла наружу, в округе пошли бы сплетни. Гарольд сделался бы изгоем, и мы не смогли бы продавать продукты с нашего ранчо.
— Вы говорили с мужем? — спросила Сидни. Ответственность за происшедшее полностью лежала на плечах Гарольда. Неверность нельзя оправдывать, вне зависимости оттого, что происходит между супругами.
Бабушка отрицательно покачала головой.
— Почему?
Губы бабушки дрогнули в улыбке.
— Я была молода и неопытна. И боялась пересудов. К тому же мне не хотелось расставаться с мужем. Он был для меня важнее этой драгоценности.
По спине Сидни пробежал холодок.
— И вы…
Бабушка смахнула слезу тыльной стороной руки.
— Да, я отдала ее.
О боже!
— Эта женщина потребовала брошь, и я отдала ее. Она сказала, что Руперт является старшим сыном, а соответственно — наследником. И пообещала навсегда оставить нас в покое.
— Она шантажировала вас?
Бабушка кивнула, ее голос задрожал.
— Чтобы сохранить брак, я сделала так, как она велела.
— И это помогло? — Сидни прикрыла глаза. Бабушка коротко усмехнулась.
— Это работало тридцать лет. Если не считать… Сидни уронила голову на грудь. Сказать было нечего. Брошь исчезла.
Перед ее глазами всплыл образ матери и ее серебряный медальон. Она не могла сказать точно, когда его похитили, но думала, что это случилось за день до пожара. Ей было пять лет, и вечером этого дня мама обняла и поцеловала ее в последний раз.
— Ты сможешь вернуть брошь? — спросила бабушка чуть слышно. — Потому что, если ты сможешь…
Сидни открыла глаза и кивнула.
— Да, — пообещала она, хотя понятия не имела, как это сделать. А потом где-то внутри нее родилась клятва, которую она сама себе дала. — Кому бы она ни принадлежала. Где бы она ни была. Но я обязательно отыщу ее.
В глазах бабушки затеплилась надежда, и щеки чуть порозовели.