– Одну, Лену. В нашем доме живет, но она с родителями сейчас у бабушки в Красноярске. У Марины характер трудный, она ни с кем подолгу не дружила. Не успеешь имя запомнить, а они уже враги, – точно оправдываясь, сказала женщина. – Спросите в “Регтайме”, еще в бильярдной в парке Гагарина. Они обычно там, насколько я знаю.

– У Марины есть записная книжка?

– Под телефоном какие-то бумаги. Сейчас принесу. – Она вышла в прихожую и вскоре вернулась с разноцветными листочками. Имя Рома было обведено кружком, и рядом номер телефона, мобильного.

– Уже кое-что, – пробормотала я и просмотрела остальные бумаги. – Спасибо, – сказала я, возвращая листки.

– Вы будете ее искать? – неуверенно спросила женщина.

– Нам хотелось бы с ней поговорить.

– Думаете, она замешана?

– Я же вам объяснила, идет следствие, проверяют всех знакомых Гарика… Кстати, Татьяна Ивановна, у вашей дочери не было вот таких клипс? – Я извлекла из кармана безделушку, напоминающую миниатюрную шахматную доску, и протянула ее женщине. Она могла бы и не отвечать, и так все ясно: клипса Маринина, потому что Татьяна Ивановна побледнела и даже шарахнулась от меня, прижав руку к груди.

– Это.., это там, да? Нашли? Значит, она… Господи…

– Ничего не значит, – попробовала я ее успокоить, – я же говорю, идет следствие… Татьяна Ивановна, если Марина появится, позвоните мне, пожалуйста, вот номер телефона. Надеюсь, вам не надо объяснять, как это важно.., для вашей дочери, естественно. Вы взрослый человек и в отличие от нее должны понимать: если прятаться от следствия, эффект получается обратный. Ее найдут, но последствия могут быть самые…

– Да-да, я.., я обязательно… Только бы она появилась. Я позвоню.

– Спасибо вам, – кивнула я. Лукьянов поднялся, и мы покинули квартиру. – Похоже, маме не до старшей дочурки.

– Думаешь, она и в самом деле не знает, где ее дочь?

– Ты в восемнадцать лет часто с мамой по душам разговаривал?

– У меня не было мамы. И папы тоже. Была бабушка парализованная, и в восемнадцать лет я не в кабаке торчал, а под пулями.

– Извини, я не в курсе твоего героического прошлого, – пожала я плечами и достала сотовый из сумки, набрала номер и, когда мне ответили, попросила:

– Валера, пробей номерок. Телекомовский, да.., хорошо. Через некоторое время будем знать точный адрес, – сказала я, – а пока предлагаю поужинать.

Лукьянов ничего не ответил, и я приняла это за согласие. Ужинали мы в кафе в квартале от школы. Позвонил Валера, один из людей Лялина, и сообщил точный адрес Пастухова Романа Олеговича.

– Порядок, – кивнула я. Лукьянов позвал официантку, достал бумажник с намерением расплатиться, а я сказала:

– Ты у нас в гостях, плачу я… – А он разозлился. Официантка отошла. Он сурово взглянул на мою улыбающуюся физиономию и вроде бы собрался что-то произнести, но сдержался. – Я потом предоставлю счет Деду, так что мой кошелек не пострадает.

– Я не привык, чтобы за меня бабы расплачивались, – буркнул он, с намерением отвязаться от меня.

– Так ты видишь во мне существо противоположного пола? Это для меня новость.

– Послушай, – начал он, внимательно посмотрел на меня и заявил:

– Нас ждут дела.

– Конечно, – не стала я спорить.

* * *

Район с названием Пасека (должно быть, когда-то она здесь была) всегда производил на меня унылое впечатление. Вот и сейчас вереница одинаковых домов с застекленными балконами и площадками для машин вызывала ассоциацию с кукольным городом, ненастоящим и оттого нелепым.

– Где Верхняя Запрудная? – спросил Лукьянов.

– Понятия не имею.

Я остановила машину и немного пообщалась с прохожими. В течение пятнадцати минут общаться пришлось еще дважды, в хитросплетении здешних улиц сам черт бы не разобрался. Но в конце концов мы эту улицу нашли. Дом подковой в двенадцать этажей порадовал нужной табличкой на фасаде, и я притормозила на стоянке для машин в нескольких метрах от первого подъезда.

– Пойдем? – спросила я. Лукьянов кивнул, и мы отправились к Пастухову, не надеясь застать его дома.

Женщине тоже было лет сорок, но, в отличие от Татьяны Ивановны, она выглядела не то чтобы моложе, а как-то значительнее. Красивая женщина, в аккуратном домашнем платье, стильная стрижка и умелый макияж. На нас она смотрела с удивлением, а мое удостоверение изучала очень внимательно.

– Проходите, – сказала она наконец, и, хоть силилась выглядеть спокойно, чувствовалось, что здорово напугана.

Гостиная мало чем отличалась от предыдущей, правда, выглядела чуть богаче. Женщина, звали ее Ольга Николаевна, предложила нам сесть, а сама отошла к окну.

– Что он натворил? – спросила она встревоженно.

– Пытаемся выяснить, – улыбнулась я, – Вы своего сына когда в последний раз видели? – спросил Лукьянов.

– Сегодня, – нахмурилась она. – А что?

– Дома ночевал?

– Конечно.

– Он всегда ночует дома?

– Разумеется, что за глупые вопросы? – отрезала она, а я опять улыбнулась.

– Не такие уж и глупые. Парню семнадцать лет, в этом возрасте обычно влюбляются и часто дома не ночуют. В четверг он тоже дома ночевал?

Ольга Николаевна посмотрела на меня и опустилась в кресло, точно ей вдруг отказали ноги.

– Нет, – покачала она головой, немного подумав. – Пришел под утро, сам не свой. Что произошло? Я с ним пыталась поговорить и вчера, и сегодня… Отнекивается. Но я же вижу…

– Погиб его знакомый, Игорь Нефедов, Гарик. Вы его знали?

– Нет. Никогда не слышала.

– А Марину Терехову?

– Ясно. – Женщина стиснула зубы и с полминуты смотрела в пол. – Эта девчонка… Я ему сто раз говорила… Я так и знала.., такие, как она, всегда плохо кончают. А Рома ничего не хотел слушать.

– Они давно дружили?

– Со школы. Я это не приветствовала. Девочка неуравновешенная, да и в семье у них проблемы…

– Вы хорошо ее знаете?