Проснувшись, Катя помахала таксисту ручкой, обрадовалась, что до утра еще долго. Из всех людей, собравшихся в аэропорту, наверное, только она не торопила время.
Забрела в дальний конец второго этажа, где находились комнаты отдыха летного состава. Через каких-нибудь десять минут угощалась шоколадом в номере в окружении четырех летчиков в темно-синей форме. Те наперебой рассказывали страшные и веселые истории, а Катя блестела глазами, поощряя их продолжать.
На следующий день побывала на рыбалке, опять-таки в компании незнакомых мужчин. Восхищалась каждой паршивой рыбешкой в улове, сама бралась за удочку и дергала при малейшем колыхании поплавка. Облизывала палец, уколотый острым крючком. И при всем этом удивительным образом никого не раздражала.
«Свободное плавание» продолжилось в ресторане — только не в зале со столиками, а на кухне.
Здесь ее хорошо знали как подругу старшей из официанток. Выдали халат, разрешили снимать пробу со всех блюд. Ресторан пока еще не был заполнен даже на треть, и Белла — так звали официантку, села с Катей в отгороженном закутке, у обеих горела душа поделиться последними новостями.
Катя стала объяснять, почему бросила мужа.
Как осточертели повышенное его внимание, постоянное стремление угодить.
— Вот идиотка. Он же тебя любит.
— Мне от этого не легче. Я уже ничего от него не хочу, даже машину бросила на дороге. Сейчас, я уверена, бросил фирму, бросил дела и занят только поисками.
— Ничего. Перебесишься, нагуляешься и вернешься обратно. Если только примет.
— В том-то и дело, что примет. Хотя он способен на самые дикие выходки, — Катя пересказала историю на дороге. — Причем это уже не в первый раз. Однажды на лучшего друга кинулся с кухонным ножом. Показалось, видите ли, что тот смотрел на меня слишком масляными глазами.
— Ревнует, как всякий нормальный мужик.
— Потом опять прежний на полгода.
— Не гневи Бога, будь довольна тем, что есть. У меня, кстати, тоже история. Вчера вечером абрек один заявился. Парень, конечно, красивый, но замученный-замученный. Глаза красные, как будто три ночи не спал, обувь в пыли.
Обычно у нас таких фейс-контроль не пропускает, но этот, видать, договорился. Сел в самом углу, сумку держит между ногами. Столик не мой, другой официант его обслуживает. Отвлеклась я на своих клиентов, потом вижу: этот горный орел носом клюет. Подпер рукой голову и дремлет. Подходит Паша-официант и говорит: надо, мол, сообщить куда следует. Неизвестно, что за тип, что у него там в сумке. Ну, я предложила, пусть наш человек посмотрит. Незачем лишний раз ментов вызывать: дела сделают на копейку, зато пожрут и выпьют на халяву. Решили Семена попросить — он у нас на случай драк и прочих эксцессов. А здесь что-то вдруг засомневался. Будить и требовать сумку открыть? Боязно как-то, неизвестно, что выкинет. Давай, говорит, я тихонько сумку вытащу. Глянем, что внутри, и обратно положим. Взял и вытянул в самом деле из-под ног.
— У всех на глазах?
— Тот столик как раз плохо просматривается с остальных. Слева ударная установка, справа — колонна. Вытянул наш Семен сумку, а открыть страшновато. Вдруг взрывное устройство?
— Тоже мне мужики. Мокрые курицы.
— Тогда, говорю, возвращай на место. Он ныть стал: чего, мол, меня в это дело втянули, я вам тут не ОМОН и не спецназ. А вдруг у него сообщники где-то в зале? Я плюнула и сама расстегнула молнию…
Официантка перевела дух и впилась зубами в один из помидоров, приготовленных для салата.
— Ну и как?
— Тряпка какая-то, а под ней прицел оптический и ствол блестит.
— Ни фига себе.
— Я быстрей на замок и думаю, что сказать.
Никто ведь, кроме меня, не видел, Паша с Семеном благоразумно отвалили в сторону. И что-то кольнуло меня: террорист какой-нибудь не припрется вот так в ресторан. Сделает тихонько свое черное дело и тут же слиняет по-быстрому.
Винтовка ему вообще без надобности — взрывы устраивать гораздо выгодней и спокойней. Нет, думаю, этот, похоже, киллер. Заказали ему бизнесмена какого-нибудь. Закрыла сумку, аккуратно поставила под стул и говорю своим: все, мол, в порядке.
— Так и скрыла?
— Не знаю… Жалко стало выдавать. Надо же так лопухнуться: притянуться в ресторан и заснуть.
— Может, и я бы промолчала. Ну и как, долго он отсыпался?
— Через час очнулся, дожевал заказ. И смотрит по сторонам тоскливо, вроде птица от стаи отбившаяся.
— Это уже не жалость, Беллочка, это любовь.
— Знаешь, где он сейчас? В жизни не догадаешься.
— Попробую. У тебя дома?
Атаман, конечно, жалел, что упустил Гоблина. Все те несколько минут, что враг находился поблизости, Юрий чувствовал какую-то досадную помеху, будто занозу в пятке. Несколько раз возвращался к своим действиям, прежде чем понял — всему виной «ТТ».
Мешал пистолет. С одной стороны, напрашивалось взять худо-бедно различимого в темноте Гоблина на мушку и отстрелить башку. Или прицелиться пониже, если тот в своей каске.
Но непросто было поступить так. Атаман имел свой личный кодекс чести, не совпадавший в точности ни с какими другими — даже с армейским. Казачий кодекс? Может быть. Но казачество, порушенное сперва в гражданскую, потом в годы голода и коллективизации, еще только-только распрямлялось в полный рост, отряхивалось от всякой нечисти, поспешившей записаться в вожди, нацепить побрякушки и брюки с лампасами.
В рукопашной схватке этот кодекс позволял влепить сбитому наземь подонку ногой, обутой в тяжелый ботинок. Чтобы до конца дней усвоил урок. Нападать исподтишка, из засады при большом численном преимуществе противника. Стрелять в человека вооруженного. А Гоблин… Правда, мотоцикл при таком мастерстве и такой злой воле вполне можно счесть смертоносным оружием. Но все-таки это оружие иного рода, чем огнестрельное.
Поблизости от врага Атаман в полной мере не отдавал себе в этом отчета, но «занозу» смутно ощутил. Вообще-то он не для Гоблина прихватил пистолет. В пути всякое могло случиться, разные встречи произойти. Иметь один «ТТ» на троих никто не назвал бы излишеством.
Но при теперешнем шмоне на дорогах «пушка» стала действительно обузой. Без нее гораздо спокойнее. Главное — не дать повода для задержания. А если потом какая-нибудь рвань полезет со стволами, можно и обезоружить самого шустрого, чтобы влепить свинцом по первое число.
Обернув «ТТ» несколькими слоями полиэтилена, Атаман замотал упаковку скотчем, выбрал поблизости место посуше.
— Присыплешь до поры? — осведомился Майк. — Не жалко?