Встречи прошли на разных квартирах примерно в одно и то же время. Парамонов получил возможность просмотреть материал, отснятый скрытой камерой. Двое из трех согласились после долгих колебаний. Но выразили скептицизм насчет возможной встречи с Гоблином.
— Как его отыскать, не объявление же давать в газетах? Я знаю о нем меньше вас, — заявили оба почти слово в слово.
Было ясно, чего они боятся: менты не захотят ждать, попробуют взять мотоциклиста сразу в момент контакта. Можно схлопотать шальную пулю. А если не схлопочешь, кому-нибудь да станет известно, что человека рядом с тобой изрешетили-свинцом, а ты по-прежнему на свободе.
Только невзрачный человечек по прозвищу Хмель был конкретен:
— А если он успеет исполнить заказ? Это ведь никому не помешает. Возьмете с поличным.
— Кого ты хочешь заказать?
— Ничего я не хочу. Спокойно парил ноги, когда вы меня вызвали.
— Не придирайся к словам. Говори ясно.
— Я просто рассуждал: если бы да кабы. Некоторые шефы могут себе позволить ничего больше не делать собственными руками. Вы к ним еще десять лет не подберетесь, хотя вот он, смеется в лицо… Даете «добро» — я Гоблина найду.
Только не выслеживайте, не висите на хвосте.
Когда этот урод согласится, вы будете в курсе всего, что мы с ним обсуждали.
Куратор не имел полномочий решать, он только обещал передать разговор наверх.
— Вот с этим Хмелем нам и нужно иметь дело, — уверенно заявил Парамонов. — А первые два настроены саботировать.
Улюкаев стал часто заставать Катю за чтением газет — больше всего ее интересовала криминальная хроника. И такого же рода программы заставляли ее подсаживаться к телевизору: свежие новости о преступлениях, об авариях с тяжелыми последствиями.
В поисках объяснений Улюкаев отправился к психиатру. Тот с умным видом говорил о подсознательных комплексах, о симптомах кризиса, которые проявляются в тяге к ужасам и кошмарам.
— У нас есть куча кассет. Но фильмы она почему-то не смотрит.
— Детям тоже часто хочется, чтобы все было всерьез, по-настоящему. Не препятствуйте ей.
Если невроз проходит в безобидной форме, надо дать ему возможность самоисчерпаться.
Пока муж сидел в кабинете врача, Катя оставалась дома. Сидела с ногами в кресле, сосредоточенно, грызла шкурку от мандарина, перечитывая статью в газете для автолюбителей. Здесь говорилось опять-таки об автокатастрофах, приводилась статистика по областям с начала года. Почему в летний период, при более безопасных условиях число несчастных случаев не сокращается?
Просто-напросто возрастает интенсивность движения.
В отдельном графике для тяжелых, со смертельным исходом аварий Катя отметила по Астраханской области ощутимый рост в августе.
Дальше снова спад. Его «заслуга», Гоблина.
Кое-что она уже знала об этой колоритной личности.
Двоюродный Катин брат имел салон по продаже автомобилей. По роду деятельности часто сталкивался с чинами из автоинспекции, не раз и не два сидел с ними за одним столом.
Вскоре после гонки по улицам Катя осторожно завела разговор о происшествии в городе.
Терпеливо выслушала то, о чем прекрасно знала сама: о «Харлее», о сейфе, о прыжке через окно и неизвестной блондинке на заднем сиденье. Но много и нового для себя узнала: кличку, проверенные и непроверенные слухи о прежних художествах.
Это не изменило Катиного мнения. Наоборот — тяга к существу с искалеченной рукой и грязными нечесаными волосами стала даже сильней. Она поняла, почему не в состоянии полюбить мужа, несмотря на его преданность, заботу, готовность тратить деньги на ее прихоти. Глубоко в ее душе сидел образ совершенно другого мужчины: грубого, немногословного, бесстрашного. Мужчины, который не станет заглядывать женщине в глаза, пытаясь уловить перемены в ее настроении. Любая женщина для него прежде всего добыча.
Катя не строила иллюзий, не думала, что сможет влюбить в себя такого человека, как Гоблин.
Ей и не нужна была любовь, не хотелось длительных отношений. Хоть раз в жизни причаститься к подлинной силе, к мужчине, который имеет право повелевать. Такой не задержится рядом, да и не надо.
Она ничем не выдала себя брату, не попросила разузнать побольше о владельце «Харлея».
Решила, что сама, не выходя из дому, учует след бородача, к чьей спине совсем недолго — меньше получаса — прижималась грудью и животом, за чей широкий пояс держалась обеими руками.
После визита к врачу Улюкаев продолжал исправно носить ей газеты. Время от времени пытался отвлечь. Свозил на три дня в Москву на концерт итальянской оперной звезды. Но в зале Большого театра, под огромной люстрой, медленно гаснущей на лепном потолке, Катя вспоминала о других декорациях: о вечерней улице с фонарями и огнями машин, о другой арии в исполнении милицейской сирены, о другом соседе, сидящем не сбоку, а впереди.
Они с мужем остановились в одной из лучших столичных гостиниц. Катя знала: Улюкаев не настолько богат, чтобы позволить себе выкидывать ежедневно по двести пятьдесят баксов только за номер. Не такой уж крупный у него бизнес даже по меркам областного центра. Но все-таки решил сделать ей подарок, в очередной раз попробовал угодить.
Она попросилась самостоятельно побродить днем по городу. Зашла к ГИБДДшникам, в самый что ни на есть головной офис. Покрутилась, поглядела на кривые и диаграммы, вывешенные для наглядности в коридорах. В конце концов отметила для себя три региона, выбившихся недавно в лидеры по тяжелым автокатастрофам: Нижегородскую область, Приморский край и Южный Урал.
Вернулась в гостиницу, в номер, куда муж заказал обед из ресторана.
— Оставил только на такси в аэропорт, — признался он.
Это был последний из трех вечеров в Москве, утренним авиарейсом им предстояло возвращаться.
Официант в строгом черном пиджаке и бабочке привез в номер весь заказ сразу. Заставил стол тарелками и тарелочками, разлил по рюмкам коньяк.
— Остынет ведь, — поморщился Улюкаев. — Я же просил хотя бы в два приема. Ладно, черт с ним.
Катя чувствовала себя обязанной получить удовольствие, и это отбивало всякий аппетит.
— За нас с тобой, — взявшись за рюмку, спокойно, без пафоса произнес Улюкаев.
— Я обойдусь. Завтра вставать ни свет ни заря.
Муж кашлянул и опрокинул коньяк, как опрокидывают стопарь водки. Побарабанил пальцами по столу, потом не выдержал и хлопнул кулаком. Вся посуда разом подскочила. Катина рюмка опрокинулась, отчего на скатерти, постеленной официантом, появилось мокрое, изысканно пахнущее пятно.