В деле изготовления браги есть один нюанс, связанный не с технологией как таковой, а с психологией того, кто ее, эту брагу, ставит. Где-то через сутки-двое (а это рано, господа, ей-богу) у всех причастных к этому действу возникает желание попробовать продукт на предмет годности. Как правило, тот, у кого больше здравого смысла, уговаривает недоумков не прикасаться к фляге ни при каких условиях. Как правило, недоумки, невзирая на предупреждения, всеми правдами и неправдами пытаются продегустировать булькающую жидкость. Это противостояние возникало всегда, насколько я помню. Причем иногда побеждал здравый смысл, иногда наоборот. Тут ведь как, с точки зрения микробиологии. Пока во фляге избыточное давление и посторонних микробов нету, внутри идет только нужный нам тип брожения, при котором сахар превращается в спирт и никак иначе. Открыв же флягу, плюс погрузив в играющую брагу свою поганую кружку, недоумок привносит в эту систему невероятное количество самых гнусных в мире бактерий.
В результате дегустатор получает понос с изжогой (брага-то не готова!), а система, заразившись, начинает гнусно и неотвратимо болеть. Пока умрут посторонние микробы, с удовольствием нагадив, пока опять дрожжи возьмутся за дело, пока опять не образуется избыточное давление – пройдет время. В общем, в идеале лучше вообще не открывать флягу (или что там у вас) неделю. А определить, что все отыграло, очень просто. Давление, упавшее до обычного, атмосферного, скажет нам, что все – финиш. Процесс закончен. Больше держать смысла нет. А есть смысл ужраться продуктом до поросячьего визга, потому что сорокалитровая фляга на четверых (у нас почему-то всегда так получалось) содержит больше алкоголя, чем эти… (условно – люди) в состоянии употребить.
Но это что касается обычной, классической браги. Что касается изделия из кормовых дрожжей, то в этом случае никакие недоумки внутрь лезть не спешат. Потому что бухать кормовую брагу невозможно. Вкус, запах и послевкусие не имеют никакого отношения к питию как таковому. Это голимая отрава во всей красе и никак иначе. Собственно, я всего один раз видел, как человек выпил кружку кормовой, но это было привидение по прозвищу Шакал, поэтому к остальным это отношения не имеет. И не пытайтесь. И не мечтайте. Это все должно уйти в самогонный аппарат.
Так вот. Как-то в середине лета, занимаясь наукой в деревне по приказу сверху, я почувствовал неистребимую скуку и желание как-то размяться. Умное в деревне обычно в голову не приходит. Набор деревенских развлечений незатейлив, зато вечен. Нажраться, подраться, поорать песни, сплясать чего-нибудь непристойного – и на сеновал с девками. Почему в этот список никогда не входит театр, картинная галерея или, скажем, английский клуб – не знаю. В деревне это никому не приходит в голову. Не пришло и мне.
Рядом с базой жил дядя Саша. Личность на всю деревню значимая по многим причинам. Например, у него не было нижней челюсти. Вот вы спросите – как это? Совсем не было? Ну, когда он ее отстрелил – не было совсем, да. А потом в больнице собрали какие-то косточки, свели в треугольничек, сваяли некое подобие челюсти, да так и загипсовали.
Дядя Саша с тех пор выглядит довольно комично, но главное – он жив. А нехуй с таких длинных ружей стреляться! Он же как думал: картечью в подбородок, из макушки мозги на потолок – и все. Ага. Как говорится, хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах. Ружье длинноватое попалось. Гнездился дядя Саша, гнездился, упер ствол в подбородок, позу принял – по его понятиям – правильную. Нажал на спуск – и челюсть, не будь дура, и выскочила. Картечь, что тут поделаешь. Слишком он сильно голову запрокинул. Оттого траектория получилась идиотская. Второй раз тяжело раненный самоубивец не стал стреляться. Как-то ему одного раза хватило. И совершенно разумно запросил помощи. Ну, тут прибежали, отвезли, на операционный стол положили и задумались. Такое, в общем, не каждый врач за свою карьеру видит. Как поступать – не совсем ясно. Поэтому винить за получившийся шедевр хирургии вряд ли уместно. В общем, к внешности дяди Саши надо было привыкнуть. А еще надо было привыкнуть, что этот же дядя отсидел то ли восемь, то ли девять лет за убийство. Я привык. В жизни ведь общаешься обычно с теми, кто рядом. Привыкнуть можно ко всему.
Но это я лирично отступил, а тема-то у нас другая. Про самогон. Так вот, прихожу я раз к дяде Саше и говорю: поскольку лето и делать нечего, давай-ка у тебя флягу кормовой в бане поставим, а потом и выгоним.
– А аппарат? – поинтересовался он.
– Аппарат сам сделаю, – сказал я и пошел на свалку сельхозтехники, которая имеется в каждой уважающей себя деревне.
Там, конечно, траки от тракторов меня не интересовали совершенно. Искал я трубку для змеевика. Тогда, в советское время, никто не думал, что цветной металл – это ценность. Все знали, что это мусор и не более. Потратив час, я нашел какие-то две длинные – судя по всему, латунные или медные – трубки, совершенно, кстати, новые, и покрашенные кирпичного цвета краской. Вернувшись на базу, я уже в кухне позаимствовал такой жестяной бак с кранчиком, литров на двадцать, для охладителя, шланг в сарае и флягу там же. В крышке фляги я просверлил отверстие, ввернул туда штуцер и пока запечатал. Полдня я гнул, стучал, крутил и заворачивал. Трубка из цветного металла была теперь классически свернута в спираль внутри бака и выходила снизу через отверстие бывшего кранчика. Шланг я насадил на верхний конец. В общем, все. Старая как мир конструкция. Примитивная и надежная.
Мешок (что, в общем, сильно, до хера даже) кормовых дрожжей у меня валялся с весны. Как говорится, на всякий случай. Сахар пришлось закупить в магазине и частично выгрести у дяди Саши из кухонного стола. Отмерив, сколько нужно, засыпали ингредиенты во флягу, залили водой и плотно закрыли крышку. Подготовительная часть, пролог, так сказать, был закончен. Флягу отнесли в баню и отправились каждый по своим делам.
Когда двое – люди терпеливые, то любое дело становится чрезвычайно серьезным. Поэтому никто из нас двоих не пытался вскрыть флягу раньше времени. Мы просто время от времени контролировали шипящий, пищащий и булькающий процесс чисто визуально, не прикасаясь и не меча икру. Ровно через неделю шипение, писк и бульканье прекратились.
Притащив с базы аппарат, я затеял в бане окончательную сборку. В общем, ничего теперь технически сложного не было. Флягу на печку, в штуцер – шланг, который в свою очередь уже намертво насажен на змеевик, а в жестяной бак – холодную воду.
Решили гнать ночью. Вернее – как стемнеет. Днем дров натаскали, банку трехлитровую отмыли для готового продукта, а вечером я к дяде Саше заявился на ночную смену для производства родимой, нетленной.
Пошел дождь. Я сидел на грубо сколоченной табуретке в бане перед печкой в трусах и курил. В маленькое окно равномерно стучали капли. Было жарко. А как еще должно быть ночью летом в натопленной бане? Правда, дверь я открыл настежь, но это мало помогало. Фляга на печке наконец нагрелась, и пар, насыщенный алкоголем, попер в змеевик. Первую каплю я получил через час. Потом капли застучали в банку часто, потом образовалась небольшая струйка. С дровами я переборщил, поэтому пришлось заниматься регулировкой температуры вслепую и как попало. Но из змеевика капало исправно. Прошло часа два или три, и банка почти наполнилась мутноватой жидкостью. Ну, скажем, литра два с половиной у нас теперь было.