- Какой еще Луис-Альберто?
- Ну, сериал такой был. «Богатые тоже плачут».
- Не помню я никакого Луиса-Альберта. И тебя не помню. Дачу помню, собаку помню, а тебя нет.
- Печально, - вздохнула женщина. – А я о тебе вспоминала.
Никите стало неловко, но выйти из-за кустов – значит, пройти мимо них, а это еще хуже. Оставалось сидеть и слушать, морщась от назойливого запаха.
- Скажи, а почему ты больше к бабке не приезжал ни разу? – продолжала женщина все более кокетливо.
- Да потому что родители развелись, я остался с матерью. А она была против, чтобы я ездил к бабушке. Считала, что это из-за нее они с отцом развелись, что если бы она не лезла… Да она мне и не бабушка, если хорошо разобраться. Бабушка-то еще до моего рождения умерла.
- Ну, двоюродная бабушка.
Наконец-то Никита сообразил, кто этот юноша с нежным певучим голоском. Вадик, сын Андрея Израилевича. Тот самый, который за бабкин счет учится в Англии на финансового аналитика.
- Ага, полудвоюродная бабушка, - фыркнул Вадик.
- Непринципиально. Скажи, Вадик, ты знаешь, о чем твой отец с моим после обеда шептался?
- Глупый вопрос! Разумеется, о бабкином завещании.
- И что?
- Да ничего. Просто Зоя спелась с Анной. А у Анны имеются знакомые психиатры.
- Вот оно что! Значит, они…
- Тихо! Идет кто-то.
Сначала Никита подумал, что Вадик разговаривает с Галиной, но сообразил, что та старше, к тому же Андрей никак не мог разговаривать с ее отцом по той простой причине, что тот уже умер. Значит, это могла быть только… как там ее? А, Марина.
Он осторожно раздвинул густо сплетенный колючие ветки и действительно увидел Маринин желтый сарафанчик. Она шла в одну сторону, к дому, а Вадик, в зеленовато-серых шортах, майке и бейсболке, - к теннисному корту, где вяло стучал о землю мячик.
Никита зазевался и не успел выйти – по ту сторону кустов, где тоже стояла полускрытая листвой скамеечка, снова раздались голоса.
- Ты можешь выслушать меня спокойно, без истерики? – мужской голос едва сдерживал ярость.
- Какого черта?!
Ага, знойная горская женщина Виктория. Интересно, с кем? Никите почему-то уже не было неловко, скорее, любопытно. Он снова попытался осторожно раздвинуть ветки, но это мало что дало: мужчина сидел к нему спиной.
- Я не собираюсь с ней разводиться, поняла? Я тебе с самого начала это сказал. Ты что, совсем тупая?
- Но ведь я…
- Не ори! Если ты разведешься с Валеркой, а я с Зоей, - (Никита прикусил костяшку большого пальца, чтобы не ахнуть), - то мы оба останемся с носом. Так что засунь свой идиотский южный темперамент в задницу и жди. Тем более что недолго осталось ждать.
- Как? – нисколько не обидевшись, удивилась Виктория.
- Я сказал, не ори! Старая она уже, вот как.
- А-а, - разочарованно протянула она. – А я-то думала…
Илья засмеялся, словно дверь несмазанная заскрипела.
- Вико, не обо все надо говорить вслух, да? – передразнил он ее акцент. – А вот и наша будущая мамочка! – завопил он совсем другим тоном, сладким и липким, как гематоген. – Садись, посиди с нами.
Так, пришла Вероника. Она что, вместе с ними? Словно в ответ на его мысли, Виктория встала со скамейки.
- Пойдем, Илюша, пусть Ника отдохнет в тенечке. Где-то мой Артурик запропал.
Сейчас они отойдут подальше, и я выйду, подумал Никита. Но шаги по мелкому хрусткому гравию не стихали. Наоборот, приближались.
- Ну, вот и я, - кто-то сел на скамейку рядом с Вероникой.
Черт! Никита зажмурился и сказал про себя длинную таджикскую фразу с добавлением китайских и карельских слов. Это уже было не смешно. Совсем не смешно. Он что, Арлекин, вечно подслушивающий под окном Коломбины? Вот возьмет сейчас и выйдет. И плевать, что они там подумают.
Но тут раздался такой сочный звук поцелуя, что Никита так и сел обратно.
- С ума сошла? Увидят же!
Ага, еще одна подпольная парочка. У них в семейке настоящий промискуитет. Кто на этот раз? Алексей, Валерий? Андрей? В отличие от лиц, голоса Никита запоминал плохо.
- Послушай, я подумал… Это действительно мой ребенок, ты уверена?
- Абсолютно. Димка, он…
- Что, не пашет? Старый конь борозды не портит, он в ней спит. Так?
- Ну, примерно…
Никита вспомнил Диму Зименкова. Натуральный гном с жидкой бороденкой и маленькими глазками в красноватых, почти безресничных веках. А в бороденке – крошки. И рядом с ним Вероника, высоченная и красиво-глупая. От кого же это у нее ребеночек, скажите, пожалуйста?
- Кит, пошли купаться!
За кустами настороженно стихли.
Света стояла у ворот, помахивая пляжной сумкой. Она сменила шелковые брюки и блузку на коротко обрезанные джинсовые шорты и белый топик, в которых выглядела совсем девчонкой.
Сообразив, что все равно он рассекречен, Никита встал и пошел к воротам. Не все ли, собственно, равно, с кем Вероника изменяет мужу.
- Я твои плавки взяла. Пойдем скорее, пока кто-нибудь не увязался, - тараторила Света, волоча его за руку к реке. – Достали меня родственники. Прикинь, тетя Зоя папе намекает, что бабку можно выдать за сумасшедшую и через суд признать недееспособной.
- Ага, через знакомых психиатров Анны, - рассеянно кивнул Никита, прикидывая, где же здесь можно купаться: воды в речке воробью по колено. Семейные интриги его не слишком волновали.
- А ты откуда знаешь? – Света так и встала на месте.
- Да, услышал тут кое-чего. Кто это сказал, что, подслушивая, можно узнать немало интересного? Правда, я не специально, так уж вышло. Слишком уж тут много секретов на единицу площади.
- А что ты еще случайно услышал?
- Да так, по мелочам.
- Вообще-то у нас такие коалиции были: тетя Зоя, Илья, тетя Аня и дядя Андрей – раз, дядя Валера, Виктория и Дима – два, Марина и Галя – три. Если, конечно, Галя может быть с кем-нибудь вместе.
- А ты с кем?
- Я ни с кем. Разве что с папой. И остальные тоже сами по себе.
- Похоже, Марина подбивает клинья к Вадику, а Андрей кучкуется с Валерой, - Никита в двух словах пересказал услышанное.
- Веселое кино! – хмыкнула Света. – Это уже передислокация. Дядя Андрей с дядей Валерой всегда на ножах был. А Илья… Это уже вообще ни в какие лямки не лезет. Илья и Виктория – с ума сойти! Бедная тетя Зоя. А может, и не бедная. Так, значит, бабку решили в дурку посадить? Не слишком оригинально. И не завидую тому, кто это затеет. Точно ведь без наследства останется.