- Что… это? – прошептала она.
- Ника, не смотри!
- Что… это? – повторила Вероника, отталкивая Диму. – Это… я?
Все молчали. Она обвела их взглядом, одного за другим, с недоумением, словно спрашивая: «За что? Почему?».
- Ника, это просто чья-то глупая шутка, - не выдержал Никита. – Не обращай внимания.
- Да-да, - кивнула она. – Я понимаю. Просто мне… немножко нехорошо. Голова… кружится.
Она упала на землю так мягко, словно превратилась вдруг в тряпочную куклу – точно такую же, как та. Не успевший ее поддержать Дима замер: Вероника лежала точно в такой же позе, как и чучело – на спине, повернув голову на бок, с лицом, закрытым волосами, руки и ноги под разлетевшимися полами пеньюара. А на белом шелке рубашки расплывались, становясь все больше и больше, багровые пятна.
- Да у нее выкидыш! – бросилась к Веронике Анна. – Надо «скорую» вызвать.
- Какая «скорая», Аня! – махнула рукой Эсфирь Ароновна, бессильно опускаясь на ступеньку крыльца. – Дима, неси ее в машину и вези в Волхов.
- Почему в Волхов? – беспомощно спросил Дима.
- Да потому что до Питера ты ее не довезешь. Ребята помогите ему. Подождите! Света, Марина, найдите большой кусок полиэтилена и какую-нибудь подстилку. И пару-тройку чистых полотенец.
Никита и Алексей подняли Веронику и понесли к машине. Она по-прежнему была без сознания, кровь пропитала уже весь низ рубашки и капала на дорожку.
- Да что же это такое!
Дима шел рядом, комкая в руках подстилку.
- Да иди ты быстрее, заводи мотор! – прикрикнул на него Никита. – Или давай я поведу.
- Нет, я сам.
- Тогда давай с тобой поеду, все равно надо будет помочь.
- Пусть Аня едет, она все-таки врач, - возразила Эсфирь Ароновна.
- Какое сильное кровотечение! – уложив Веронику на заднее сидение Диминого «форда», Анна бросила на землю насквозь пропитанное кровью полотенце. – Надо лед на живот положить.
- Полина, у нас есть лед? – крикнула Эсфирь Ароновна, не поднимаясь со ступеньки.
- В домике, в холодильнике, - выглянула из дома домработница.
- Быстро неси!
- Я принесу, я знаю где, - опередил Полину Костя.
Не прошло и пяти минут, как он принес большой полиэтиленовый пакет, набитый кубиками льда. Анна, как была, в длинном открытом платье, села рядом с Димой.
- Обязательно позвоните! – наклонилась к окошку Евгения. – Слышишь, Дима?
Лязгнули ворота, растаяли в темноте габаритные огни.
- Никита, - совсем старческим, дрожащим голосом попросила Эсфирь Ароновна, - будь добр, принеси мне валидол. В моей комнате, в тумбочке. В верхнем ящике. Что-то сердце закололо.
Давно перевалило за полночь. Полина убрала со стола и ушла к себе. Спать никто не собирался. Мерное тиканье часов действовало на нервы. Все ждали звонка. Или делали вид, что ждут. По большей части молчали, если и переговаривались, то вполголоса.
Эсфирь Ароновна, полулежа в кресле, посасывала валидол. Она набросила на плечи черную вязаную шаль с кистями, которая резко подчеркнула ее бледность.
Гроза, казалось, прошла стороной, но неожиданно сверкнула молния, где-то совсем недалеко, и почти сразу же раздался грохот. От порыва ветра распахнулось окно, в листве зашуршали капли, сначала редко, потом чаще и чаще, пока дождь не полил стеной.
- Хоть бы успели доехать, - вздохнула Марина. Ей никто не ответил.
- А мне интересно, кто все это устроил? – Алексей со стуком бросил на стол зажигалку.
- Леша! – умоляюще зашептала Марина, дергая его за штанину.
- Что «Леша»? Или тебе все равно?
- Я думаю, нам всем не все равно, - медленно чеканя слоги, сказала Эсфирь Ароновна.
- Кто выходил из гостиной после того, как мы впятером ушли?
- Никто не выходил, - покачала головой Света. - Только сама Вероника пошла спать.
- Точно никто? Ни покурить, ни в туалет?
- Никто.
- А Полина?
- Она мыла посуду на кухне.
- И не могла оттуда выйти?
- Могла, но только во двор, через заднюю дверь. Никак не наверх. После вашего ухода наверх не поднимался никто, это точно.
- Постойте-ка, - Алексей с подозрением взглянул на Викторию.
- Ты с ума сошел? – зашипела она, и Никите почудилось за спиной у нее раздувается очкастый капюшон.
- Но она тоже была здесь, - заступился за жену Валерий. – Чего ты на нее наезжаешь?
- Да не о ней речь, - как от назойливого комара, отмахнулся Алексей.
- Валерик, он думает, что этот Артур, - яростно сощурившись, пояснила Виктория.
- Парень, ты что, на голову упал? – возмутился Валерий. – Думай, что говоришь!
- А я, между прочим, ничего и не говорил. Кажется. Но он единственный, кто был наверху.
- Но он же ребенок!
- Все это вполне мог проделать и ребенок.
- Подожди, Леша, - вмешался Никита. – Совершенно необязательно, что это проделали, когда мы ушли. Ведь мы не смотрели на окна, когда уходили. Может, чучело уже висело. А с тех пор, как мы собрались в гостиной перед ужином, практически все выходили и поднимались наверх. Так что теоретически это мог сделать кто угодно. Любой из нас.
- Нет, - возразил Костя. – На столе горела свеча. И она сгорела всего на несколько сантиметров.
- Кстати, о свечках, - противным голосом влезла Галина.
- Галя! – Костя дернул ее за руку.
- А пошел ты в задницу! – отмахнулась она. – Так вот о свечках. Похоже, никому уже не интересно, что там было в часовне. А зря. Между прочим, бабуля, в колокол никто не звонил. Дверь на колокольню закрыта, а сама колокольня заросла пылью. А в часовне, тоже закрытой, между прочим, сами собой загорелись свечи. Их никто не мог зажечь, потому что никто не мог пройти мимо нас. Похоже, они действительно зажглись сами. И колокол тоже звонил сам. С чего бы это?
Тишина похрустывала, как накрахмаленная простыня. Никита скосил глаза: пальцами хрустел тесть, пристально рассматривая напольную вазу. Галина воинственно задрала подбородок и торжествующе поглядывала по сторонам: как я вас, а? Костя с досадой стукнул по колену.
- Ба, не обращай ты на нее внимания, - сказал он, не глядя на Эсфирь Ароновну. – Ты же ее знаешь.
- Никита, это правда? – неприятно скрипучим голосом спросила та.
Смотреть на нее не хотелось. Эсфирь Ароновна одряхлела на глазах. Еще недавно неестественно гладкое и розовое лицо побледнело и обвисло складками, яркий макияж выглядел на нем неудачной карнавальной маской. Костистые, пятнистые руки мелко подрагивали.