Днём они спустились с поросшего лесом склона холма на открытое место, и Палли поехал рядом с другом, время от времени бросая на него любопытные изучающие взгляды. Наконец он спросил:
— Говорят, ты творил какие-то чудеса с мулами?
— Не я — богиня. — Кэсерил скривил губы в ухмылке. — Похоже, она поступила как хотела.
— Ещё мне рассказали, как ты расправился с разбойниками.
— Нас было куда больше, и мы были хорошо вооружены. Если бы не приказ ди Джоала, они не осмелились бы напасть на нас.
— Ди Джоал был одним из лучших клинков ди Джиронала. Фойкс говорит, ты уложил его в считанные секунды.
— Это вышло по ошибке. Я не хотел его убивать. Кроме того, он поскользнулся.
Теперь ухмыльнулся Палли.
— Знаешь, тебе не обязательно трубить об этом направо и налево. — Он посмотрел вперёд и после небольшой паузы добавил: — Так, значит, тот ибранский мальчик на галере, за которого ты заступился, был сам Бергон.
— Да. Как выяснилось, это был именно он, похищенный людьми своего сводного брата. Теперь мне понятно, почему ибранский флот так отчаянно преследовал нас.
— Неужели ты даже не догадывался, кто он такой, — ни тогда, ни потом?
— Нет. У него… такая выдержка, я и представить не мог. Одно это уже делает его достойным уважения и говорит о том, каким сильным реем он может стать в своё время.
Палли посмотрел туда, где рядом с ди Соулдом скакал Бергон, и осенил себя священным кинтарианским знаком.
— Боги на нашей стороне, я уверен. Мы можем проиграть?
Кэсерил горько усмехнулся.
— Да. — Он подумал об Исте, Умегате, безъязыком груме. Об игре со смертью, в которую он оказался втянутым. — И когда мы проиграем, боги проиграют вместе с нами.
По крайней мере Исель была в безопасности, под защитой своего дяди; как наследница, она могла привлечь на свою сторону немало честолюбивых людей. У Исель будет достаточно сторонников, не считая самого Бергона, чтобы защитить её от врагов… хотя в будущем ей не помешали бы и мудрые советники, чтобы защитить и от друзей… А что может избавить от грядущих опасностей Бетрис?
— У тебя была возможность по дороге в Валенду, да и потом поближе познакомиться с леди Бетрис? — обратился он к Палли.
— О да.
— Замечательная девушка, правда? Ты разговаривал с её отцом, сьером ди Ферреем?
— Да, честнейший человек.
— Это точно.
— Она очень беспокоится о нём сейчас, — добавил Палли.
— Да, могу себе представить. Как и он о ней… они оба заботятся друг о друге. Если… если всё пойдёт хорошо, она станет фавориткой будущей рейны. Такое политическое влияние стоит большего, чем обычное приданое, даже и очень богатое. Умный, проницательный мужчина это поймёт.
— Несомненно.
— Она умна, энергична…
— Отлично ездит верхом. — Тон Палли стал странно сухим.
Кэсерил проглотил комок в горле и, пытаясь заставить свой голос звучать непринуждённо, выдавил:
— А ты не видишь её будущей марчессой ди Паллиар?
Палли печально скривил рот.
— Боюсь, что эти виды безнадёжны. По-моему, она положила глаз на другого мужчину. Судя по всем тем вопросам, которые она о нём задавала.
— Да? Кто он? — Кэсерил безуспешно старался убедить себя, что Бетрис влюблена в… ну, скажем, ди Ринала или кого-то ещё из придворных Кардегосса. Гм… Большинство из них так легкомысленны… мало кто обладает влиянием или состоянием, а о мозгах и говорить не приходится. Кэсерил пришёл к выводу, что никто из них не годится для Бетрис.
— Это секрет. Но я считаю, что тебе следует спросить её об этом по прибытии в Тарион. — Палли улыбнулся и послал коня вперёд.
Кэсерил задумался над словами и улыбкой друга, потом вспомнил и о белой меховой шапке, бережно хранимой им в седельной сумке.
«Женщина, которую ты любишь, любит тебя?»
А разве он когда-нибудь по-настоящему сомневался в этом? Но, увы, слишком много горьких обстоятельств, кои обращают сладость этих подозрений в тоску и печаль.
«Слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно».
В обмен на её верность он может дать ей только горе; его гроб будет слишком узким и тесным, чтобы предложить его в качестве брачного ложа. И всё-таки эта мысль была единственным светлым пятном среди зловещей тени смерти — всё равно что найти уцелевшего после кораблекрушения человека или цветок, разворачивающий лепестки на пепелище. Однако… однако ей нужно пересилить своё пагубное влечение к нему. А он должен помочь ей в этом. Он должен проявить величайшую выдержку, чтобы не поощрять её чувств. Интересно, удастся ли сблизить её с Палли, если выдать это за последнюю волю умирающего?
В пятнадцати милях от Тариона их встретил большой отряд баосийцев. У них были ручные носилки и достаточно людей для смены носильщиков. Слишком измученный, чтобы чувствовать что-либо, кроме благодарности, Кэсерил без протестов позволил себя уложить. Завернувшись в пуховое одеяло, упокоив больную голову на мягких подушках, он даже проспал два часа под мерное покачивание. Время от времени он просыпался и видел, как темнеющие зимние пейзажи проплывают мимо, подобно сну.
Значит, вот что это такое — умирать. Что ж, лёжа совсем неплохо.
«Но, пожалуйста, позвольте мне дожить до того момента, когда будет снято проклятие с Исель. Я так хочу это увидеть!»
Любой сказал бы, окинув взором пройденный путь, что работа была проделана огромная.
«Это была моя жизнь, и я успел достаточно».
Он не просил ничего, только бы увидеть завершение того, что начал: свадьбу Исель и надёжное убежище для Бетрис. Если боги даруют ему исполнение этих двух желаний, он может уйти спокойно.
«Я устал».
Они вошли в ворота Тариона — столицы провинции Баосия — через час после заката. Любопытные горожане выглядывали из окон посмотреть на процессию, торопились на балконы, чтобы получше рассмотреть гостей, многие шли рядом, освещая путь факелами. Женщины бросали цветы, которые ибранские спутники Бергона после первоначального замешательства стали ловить на ходу, чему немало способствовала меткость бросавших. Юные лорды посылали в ответ воздушные поцелуи, вызывавшие среди горожанок перешёптывание и хихиканье, особенно на балконах. Неподалёку от центра города Бергон и его друзья, сопровождаемые Палли, свернули к дворцу богатого и влиятельного марча ди Уэста — одного из главных советников и соратников провинкара и, что не было простым совпадением, его шурина. А баосийские гвардейцы пронесли носилки Кэсерила в ворота нового, недавно выстроенного дворца провинкара, расположенного вблизи от крепости, которую разрушило время. Прижимая к себе бесценные седельные сумки, содержавшие будущее двух государств, Кэсерил прошёл за управляющим в тёплую спальню с весело пляшущим в камине огнём. Горело множество светильников, гостя поджидали двое слуг, готовая ванна, обилие горячей воды, мыло, ножницы и полотенца. Третий слуга принёс на подносе мягкий белый сыр, фруктовые пирожные и горячий травяной чай. Кто-то, явно не понадеявшись на гардероб Кэсерила, положил на кровать смену одежды — траурный костюм, бельё, серебряный, украшенный аметистами пояс. Превращение измученного дорогой странника в элегантного придворного заняло не более двадцати минут.