Умегат потянул себя за косу.
— Полагаете, ваши шаги были предрешены так давно? Возможно. Ведь боги — такие скряги, они используют любой мало-мальски подходящий шанс, как только находят его.
— Если боги направляют меня по этому пути, то где же моя свободная воля? Нет, не может быть.
— Ага! — Умегат просветлел, услышав, что Кэсерил затронул его излюбленную теологическую тему. — У меня есть на этот счёт идея, не исключающая ни свободной воли человека, ни божественного промысла. Возможно, вместо того чтобы управлять каждым шагом избранного человека, боги просто посылают по нужному пути сотни или тысячи Кэсерилов и Умегатов, а добираются до конечной цели лишь те, кто выберет этот путь сам.
— Ну и кто же я — первый или последний из предпринявших это путешествие?
— Что же, с уверенностью могу сказать только, что явно не первый.
Кэсерил понимающе хмыкнул. Немного поразмыслив, он вдруг спросил:
— Но если боги послали Орико вас, а Исель — меня (хотя мне кажется, что тот, кто сделал это, изрядно ошибся), кого же они послали оберегать Тейдеса? Разве нас не должно быть трое? Третий… наверняка посланец Брата, не важно, орудие он, святой или дурак — богам виднее… но неужели все сто защитников мальчика пали в пути один за другим? Может, этот человек ещё не дошёл?
Тут у Кэсерила перехватило дыхание от новой мысли.
— А может, это был ди Санда? — Он наклонился и спрятал лицо в ладонях. — Если я не прекращу эти теологические изыскания, держу пари, снова закончу в доску пьяным. У меня такое чувство, что мой мозг безостановочно крутится и крутится в черепной коробке и меня сейчас просто стошнит.
— Пристрастие к спиртному отнюдь не редкость среди настоятелей и посвящённых.
— И я даже понимаю почему. — Кэсерил запрокинул голову, выливая в рот последние капли чая, и поставил чашку на стол. — Умегат… если бы я был должен спрашивать богов о каждом своём шаге — мудрый ли он, верный ли… и не смел сделать выбор без их согласия… я бы сошёл с ума. Ещё больше, чем сейчас. И закончил бы тем, что скорчился бы в уголке и ничего не делал вообще — разве что пускал слюни и сопли.
Умегат хохотнул — жестоко, как показалось Кэсерилу, — но затем покачал головой.
— Не следует недооценивать богов. Придерживайтесь добродетели — если сможете понять, в чём она заключается, — и верьте, что возложенная на вас обязанность — это то, чего вы горячо желали. И что ваши таланты — это таланты, которые вы должны предоставить в распоряжение богов, выполняя свою миссию. Верьте, что боги не потребуют от вас того, чем предварительно вас не наградили. Речь идёт не только о вашей жизни.
Кэсерил потёр лицо руками и вздохнул.
— Тогда я приложу все свои силы, чтобы устроить брак Исель, который может избавить её от проклятия. Я обязан верить в свой здравый смысл — почему бы ещё богиня избрала для её защиты рассудительного человека? — Тут он снова вздохнул и вполголоса закончил: — По крайней мере раньше я был рассудительным… — Кэсерил уверенно кивнул (с куда большей уверенностью, чем чувствовал) и поднялся на ноги. — Молитесь за меня, Умегат.
— Ежечасно, милорд.
Уже темнело, когда в кабинет Кэсерила вошла Бетрис со свечой в руке и, пройдясь по комнате, зажгла все светильники, чтобы он мог спокойно работать. Кэсерил улыбнулся и благодарно кивнул. Она улыбнулась в ответ и задержалась, не спеша возвращаться на женскую половину. Бетрис стояла — как заметил Кэсерил — на том самом месте, где они расстались в ночь смерти Дондо.
— Благодарение богам, всё вроде успокаивается и становится на свои места, — проговорила она.
— Да, понемногу. — Кэсерил отложил перо.
— Я начинаю верить, что всё будет хорошо.
— Да. — Его живот свело болью.
«Нет».
Долгая пауза. Он снова взял в руку перо и макнул в чернила, хотя писать было уже нечего.
— Кэсерил, неужели вам нужно быть уверенным, что вы умрёте, чтобы решиться поцеловать даму? — вдруг спросила Бетрис.
Он вздрогнул, покраснел и закашлялся.
— Мои глубочайшие извинения, леди Бетрис. Этого больше не случится.
Он не осмеливался поднять глаза, чтобы она снова не попыталась сломить его хрупкое сопротивление. Чтобы ей это не удалось.
«О Бетрис, не приноси своё достоинство в жертву моей пустоте».
Её голос стал жёстким.
— Мне очень жаль слышать это, кастиллар.
Он сдержался и не посмотрел на неё. Бетрис вышла.
Прошло несколько дней с тех пор, как Исель начала свою кампанию против Орико. Прошло несколько ночей, ужасных для Кэсерила, когда душа Дондо завывала в своём узилище. Эти «кишечные» беседы действительно оказались еженощными, они оживляли на четверть часа все ужасы той смерти. Кэсерилу не удавалось уснуть до начала полуночного монолога — он мучился в болезненном ожидании — и долгое время после него, пока он трясся от пережитого в очередной раз кошмара. Неудивительно, что лицо его от недосыпания приобрело серый оттенок. По сравнению с ночными песнопениями бледные старые призраки начинали казаться милыми ручными зверюшками. Кэсерилу ничего другого не оставалось, как пить на ночь больше вина, чтобы всё-таки спать и выдерживать кое-как эти терзания.
Орико сносил атаки сестры с меньшей стойкостью. Он пытался улизнуть от неё всяческими способами, но она с завидным упорством находила его в покоях, в кухне, а как-то раз — к ужасу и смущению Нан ди Врит — даже в ванной. Когда однажды на рассвете рей сбежал в охотничий домик в лесу, Исель последовала за ним сразу после завтрака. Кэсерил с облегчением заметил, что его собственные призрачные преследователи остались позади, видимо, не рискнув покинуть пределы Зангра, словно были привязаны к месту своей гибели.
Быстрый галоп явно радовал Исель; она словно стряхнула с себя всю тоску, печаль и тревогу жизни в замке. День, проведённый в седле на морозном воздухе ранней зимы, поездка туда и обратно — правда, безрезультатная — придали блеск её глазам и румянец щекам. Леди Бетрис тоже взбодрилась. Четыре баосийских гвардейца, выбранные для сопровождения, неторопливо следовали позади. Кэсерил всю дорогу скрывал страшную боль в животе. После чего вечером у него снова пошла кровь, хотя уже несколько дней этого не случалось, а серенада Дондо оказалась особенно изматывающей, так как ухо Кэсерила впервые смогло вычленить из безумных криков отдельные слова. Это не было осмысленной речью, но восклицания казались вполне членораздельными. Что же будет дальше?
Когда Кэсерил устало поднимался на следующее утро в покои Исель, он не мог даже подумать без содрогания о том, чтобы предпринять ещё раз подобную поездку. Он только устроил ноющее тело в кресле и взялся за бухгалтерские книги, как явилась рейна Сара в белоснежном шерстяном плаще. Изумившись, Кэсерил вскочил на ноги и низко поклонился; она отметила его присутствие лёгким рассеянным кивком.