Когда Маргарет вернулась с прогулки, я встретил ее в прихожей. Она все еще была бледной и грустной, а я, как ни странно, ожидал встретить ее повеселевшей. Едва она меня увидела, как глаза ее загорелись, и она выжидательно впилась в меня взглядом.
– У вас для меня хорошие новости? – спросила она. – Отцу лучше?
– Да! А как вы об этом догадались?
– Поняла по вашему лицу. Я должна пойти к нему.
– Он сказал, что пошлет за вами, как только оденется.
– Сказал, что пошлет? – изумленно повторила она. – Значит он очнулся и снова в сознании. А я и не знала, что все столь замечательно! О Малкольм!
Опустившись на ближайший стул, она расплакалась. Я и сам испытывал волнение. То, как она назвала меня по имени, обещало мне чудесные возможности, и я буквально таял. Заметив мое волнение, она протянула мне руку. Я крепко сжал ее и поцеловал. Подобные минуты являют удобные возможности возлюбленным – они дар Богов! До этого мига, несмотря на мою любовь к ней, у меня была лишь надежда. Но теперь, когда она с готовностью позволила мне пожать ей руку, ее пылкое ответное пожатие и огонь любви в темных, глубоких глазах, красноречиво говорили сами за себя обо всем, чего только мог пожелать самый нетерпеливый из возлюбленных.
Мы не произнесли ни слова, да они и не были нужны. Слова показались бы пустыми и жалкими и не смогли бы выразить наших чувств. Рука об руку, словно дети, мы пошли к лестнице и стали ожидать на площадке приглашения мистера Трелони. Я шепотом рассказывал ей на ухо – насколько это было приятнее разговора на расстоянии! – о том, как очнулся ее отец, о его словах и обо всем, что произошло между нами, опуская то, что мы говорили о ней самой.
Вскоре в комнате прозвенел колокольчик и Маргарет, выскользнув из моих рук, приложила палец к губам. Она подошла к двери и тихо постучала.
– Войдите, – произнес мистер Трелони громким голосом
– Это я, отец! – голос ее дрогнул от любви и надежды. В комнате послышались быстрые шаги, дверь распахнулась, и Маргарет кинулась в его объятия. Слов почти не было, донеслось лишь несколько несвязных фраз.
– Отец! Дорогой отец!
– Мое дитя! Маргарет! Мое милое, милое дитя!
– Ах, отец, отец! Наконец-то, наконец-то!
И вот отец с дочерью вошли в комнату, и дверь за ними закрылась.
В ожидании вызова в комнату мистера Трелони, который, как я чувствовал, произойдет обязательно, время тянулось медленно, и мне было очень одиноко. После нескольких первых мгновений эмоционального подъема при виде радости Маргарет я как-то от всего отдалился и оказался в одиночестве, и на некоторое время чувство обладания, характерное для влюбленного, охватило меня. Но длилось это чувство недолго. Счастье Маргарет так или иначе зависело от меня, и, осознавая это обстоятельство, кажется, я утратил основную часть своего «я». Последние слова, сказанные Маргарет, когда она закрывала за нами дверь, позволили оценить ситуацию в целом, в прошлом и в настоящем времени. Эти две гордых, сильных личности хотя и были отцом и дочерью, начали познавать друг друга только тогда, когда выросла дочь. Природа Маргарет относилась к типу людей, которые взрослеют быстро.
Гордость и сила каждого из них и сдержанность, бывшая основной чертой их характеров, создали барьер в их взаимоотношениях с самого начала. Каждый начал уважать скрытность другого довольно поздно, и взаимное непонимание переросло в привычку. И, таким образом, эти два любящих сердца, страстно жаждущих сочувствия друг друга, долго находились в разлуке. Но теперь все уладилось, и в самой глубине своей души я радовался, что, наконец, Маргарет была счастлива. Пока я раздумывал на эту тему и мечтал о своих личных делах, открылась дверь, и мистер Трелони пригласил меня войти.
– Входите, мистер Росс! – сердечно произнес он, но не без некоторой формальности, которой я так страшился. Я вошел в комнату, и он протянул мне руку, которую я пожал с удовольствием. Он не сразу отпустил ее и все еще держал в своей, подводя меня к дочери. Маргарет смотрела то на меня, то на него; ее глаза, наконец, опустились.
Когда я близко подошел к ней, мистер Трелони отпустил мою руку и, глядя прямо в глаза дочери, сказал:
– Если все происходит так, как бы мне этого хотелось, мы не должны ничего держать в тайне друг от друга. Малкольм Росс уже так много знает о моих делах, что, я полагаю, он должен оставить их в том положении, в котором они пребывают сейчас, и молча удалиться, или он должен узнать о них еще больше. Маргарет! Не хочешь ли ты, чтобы мистер Росс взглянул на твое запястье?
Она бросила на него призывный взгляд, но даже при этом было ясно, что, видимо, она решилась. Без слов она подняла правую руку, так что браслет в виде распростертых крыльев, прикрывающих кисть, сполз вниз, открыв поверхность кисти. Меня пронзил ужас.
На ее кисти виднелась тонкая зубчатая красная линия, из которой, казалось, свешивались красные пятна, похожие на капли крови!
Так стояла она – воплощение истинной гордой терпимости.
Ох! Но она выглядела гордой! Сквозь всю присущую ей мягкость, все ее великодушное пренебрежение к собственной личности, которое я ощущал в ней, и которое никогда не было столь заметно, как сейчас, – сквозь весь огонь, который, казалось, сиял из темной глубины ее глаз, освещая мне самую душу, – сверкала, вне всякого сомнения, и гордость. Гордость, основанная на вере; гордость, рожденная чистотой сознания; гордость истинной королевы Старого времени, когда принадлежность к королевскому роду предполагала наличие способности быть первым и величайшим, и храбрейшим во всех высоких деяниях. Так мы простояли несколько секунд, после чего глубокий, торжественный голос ее отца, казалось, бросил мне вызов:
– Что Вы скажете теперь?
Не будучи способным выразить ответ словами, я подхватил правую руку Маргарет в свою, пока она опустила вниз, и, крепко сжимая ее и оттянув другой рукой золотой браслет, склонился и поцеловал ее запястье. Когда, не отпуская ее руки, я поглядел ей в лицо, то увидел на нем выражение такой радости, о которой мог мечтать, когда думал о небе. Затем я обернулся к ее отцу.
– Вы получили мой ответ, сэр!
Его мужественное лицо осветила торжественная улыбка. Он сказал единственное слово, когда положил и свою руку на наши, сомкнутые, в то время как он нагнулся, целуя дочь:
– Хорошо!
Стук в дверь прервал нашу беседу. В ответ на бесстрастное «Входите!», произнесенное мистером Трелони, появился мистер Корбек. Когда он разглядел позы, в которых мы находились, его как бы откачнуло назад; но в то же мгновение мистер Трелони подскочил к нему и подвел его к нам. Пока он пожимал ему обе руки, казалось, он преобразился. Весь энтузиазм его юности, о котором рассказывал нам мистер Корбек, казалось, вернулся к нему в одно мгновение.
– Значит, вы достали лампы! – почти крикнул он. – Мои предположения оправдались в конце концов. Пройдемте в библиотеку, где мы сможем быть одни, и расскажите мне об этом! И пока он рассказывает, Росс, – сказал он, обернувшись ко мне, – будьте добры, в знак старой дружбы, достаньте ключи от сейфа, чтобы я смог взглянуть на эти лампы!