Посвящается моим родителям, которые поддерживали меня на неизведанном пути. Моей дочери, благодаря которой я понял, какое счастье быть отцом. Моей жене за ее безмерную веру, бесконечную поддержку и вечную любовь.

Выражаю признательность Дайане О’Коннелл за редакторскую помощь и неустанную поддержку, Фредерике Фридман за бесценные редакторские советы, Лизе и Хэвису Даусон за постоянную помощь, включая редактуру и тысячу других вещей, Биллу Мэссли, редактору издательства «Бэнтам», Нику Сайеру, моему редактору в «Ходдер», моей жене, семье и друзьям за то, что поощряли мое желание писать. Особая благодарность Стивену Кингу за книгу «О писательстве». Она многому меня научила и помогла мне решиться начать писать.

I. Сны и призраки

1

Мне снова снится один из этих снов. Всего их три: два прекрасных и один кошмарный, но после каждого меня трясет и я чувствую себя безмерно одинокой.

Сегодня мне снился муж.

Я могу только вспомнить, что он поцеловал меня в шею, и все, вот так просто, больше ничего. Но это ложь в самом точном понимании этого слова.

Было бы правильнее сказать, что я жаждала этого поцелуя каждой молекулой своего существа, самой последней частицей своего тела, так что когда он меня поцеловал, его губы были устами ангела, слетевшего с небес в ответ на мои горячие просьбы.

Тогда мне было семнадцать, ему тоже. То было время без лести и темноты. Были только страсть и свет, который горел так, что жег душу.

В темноте кинотеатра он наклонился и — о Господи! — медлил, и — о Господи! — я задрожала в ожидании, стараясь казаться спокойной, и — о Господи, о Господи, о Господи! — он поцеловал меня в шею. И я почувствовала себя на небесах и тогда же поняла, что теперь буду там всегда.

Он был моей половинкой. Я знаю, что большинству людей так и не удается найти свою половину. Они читают об этом, мечтают или ерничают. Но я нашла свою. Я нашла его, когда мне было семнадцать, и я никогда не отпускала его, ни в тот день, когда он умирал в моих объятиях, ни тогда, когда смерть вырвала его из моих рук, как я ни сопротивлялась, ни даже теперь. Остается только страдание, так распорядился Господь. О Господи, о Господи, о Господи, как же я по нему скучаю!

Я просыпаюсь с ощущением этого поцелуя на порозовевшей семнадцатилетней коже и понимаю, что мне уже давно не семнадцать, а он вообще перестал стареть. Смерть навсегда оставила его тридцатипятилетним. Но для меня ему всегда семнадцать, он всегда наклоняется ко мне в тот прекрасный момент и касается губами моей шеи.

Я протягиваю руку к тому месту, где он должен был спать, и меня пронзает такая ослепляющая боль, что я начинаю дрожать и молиться, чтобы смерть положила конец этой боли. Но разумеется, я продолжаю дышать, и боль понемногу слабеет.

Я тоскую по всему, чем он был в моей жизни. Не только по хорошему. Я скучаю по его недостаткам так же остро, как и по его прекрасным чертам. Мне не хватает его нетерпения, его гнева. Я тоскую по его снисходительному взгляду, которым он меня одаривал, когда я на него злилась. Я забываю, как меня раздражала его привычка забывать заправить машину, в результате чего бак часто оказывался пустым, когда мне требовалось куда-то срочно ехать.

Я часто думаю, что все это никогда не приходит вам в голову, пока вы не узнаете, что значит потерять любимого. Что вы будете тосковать не только по цветам и поцелуям, но по всему в целом. Вам будет недоставать небольших неудач и пороков с такой же интенсивностью, как и ночных объятий. Я хочу, чтобы он был здесь, чтобы я могла целовать его. Я хочу, чтобы он был здесь, чтобы я могла обмануть его. Любое годится, лишь бы он был здесь.

Люди, набравшись храбрости, иногда спрашивают, что значит потерять того, кого любишь. Я отвечаю, что тяжело, и не вдаюсь в детали.

Я могла бы сказать им, что это распятие сердца. Я могла бы сказать, что все дни после этого я непрерывно кричу, даже если иду по городу с закрытым ртом. Я могла бы сказать, что я каждую ночь вижу этот сон и каждое утро теряю любимого.

Но зачем портить людям настроение? Поэтому я говорю, что приходится тяжело. Думается, им этого достаточно.

Это лишь один из снов, после которого я долго дрожу.

Я смотрю на пустую комнату, затем поворачиваюсь к зеркалу. Я научилась ненавидеть зеркала. Кое-кто может сказать, что это естественно. Что каждый из нас поступает так же: ставит себя под микроскоп самоедства и сосредотачивается на недостатках. Прекрасная женщина зарабатывает морщины, выискивая недостатки в своем отражении в зеркале. Девушка-подросток с дивными глазами и сногсшибательной фигурой рыдает, потому что волосы у нее не того цвета или же большой нос. Одно из проклятий человека — стремление судить о себе с точки зрения соседа. И я с этим согласна.

Но большинство людей, глядя в зеркало, не видят того, что вижу я. Вот что я вижу, когда смотрю на себя.

Через весь лоб, деля его пополам, идет вертикальный шрам. Около носа он поворачивает налево под углом почти девяносто градусов и сводит на нет левую бровь. Затем он пересекает висок, делает ленивый виток в сторону щеки, задевает переносицу, прорезает левую ноздрю, возвращается к щеке и устремляется к челюсти. Далее он идет по шее и останавливается у ключицы.

Довольно эффектное зрелище. Если взглянуть на меня справа, лицо выглядит нормально. Надо смотреть на меня в упор, чтобы получить полную картину.

Каждый смотрится в зеркало по крайней мере раз в день. И всегда знает, чего ждать. Знает, что увидит то, что видят другие. Я же не нахожу того, что ожидаю. Я встречаюсь глазами с незнакомкой, с маской, которую невозможно снять.

Я стою перед зеркалом обнаженная, как сейчас. Я вижу ожерелье из маленьких шрамов, которое идет от одной ключицы до другой. Есть такие шрамы и на груди, и на животе, и около лобка.

Это следы от ожогов сигарой.

Если же не обращать на шрамы внимания, все выглядит вполне пристойно. Я невысокая, всего четыре фута и десять дюймов. Не костлявая. Муж называл мою фигуру пышной. Если не считать моего ума и души, то он женился на мне из-за моих «соблазнительных сисек и задницы в форме сердца». Волосы у меня длинные, темные, вьющиеся, они доходят как раз до вышеупомянутой задницы.

Мои волосы он тоже обожал.

Мне трудно игнорировать эти шрамы. Я уже видела их сотню раз, может быть, тысячу. И до сих пор, глядя в зеркало, я вижу только их.

Эти шрамы были нанесены человеком, который убил моего мужа и дочь. И которого я убила.

Думая об этом, я ощущаю пустоту. Она огромна, темна и похожа на желе.

Ничего страшного. Я уже привыкла.

Именно такая у меня сейчас жизнь.

Я сплю не больше десяти минут и понимаю, что снова этой ночью я уже не засну.