— Все в порядке, — послышался голос Джеффри.
Он сидел на койке напротив, положив руки на колени и сплетя пальцы. Лена находилась в изоляторе временного содержания, а не в общей камере предварительного заключения в задней части полицейского участка. В камере было темно, поскольку свет сюда проникал только с поста наблюдения, расположенного в коридоре. Дверь была открыта, но Лена не знала, как это следует понимать.
— Пора принять вторую таблетку, — напомнил Джеффри. На койке рядом с ним стоял поднос, на нем — пластиковый стаканчик и две таблетки. Он взял стакан и подал ей, прямо как официант. — Маленькая — от тошноты.
Лена положила таблетки в рот и запила глотком холодной воды. Попыталась было поставить стакан обратно в держатель на подносе, но с координацией движений у нее было плоховато, и Джеффри пришлось сделать это за нее. Вода пролилась ему на колени, но он не обратил на это внимания.
Она несколько раз прокашлялась, прежде чем сумела спросить:
— Который час?
— Почти полночь.
Пятнадцать часов, подумала Лена. Ее держат здесь уже пятнадцать часов!
— Тебе что-нибудь принести? — Джеффри наклонился вперед, чтобы поставить поднос на пол, и на лицо ему упал свет. Лена заметила, как он бледен и как стиснуты у него зубы. — Ты как себя чувствуешь?
Она не знала, что ответить. Ощущение было такое, что из нее хотели сделать отбивную. Даже моргать было больно.
— Что там с раной на руке?
Лена опустила глаза на свой забинтованный палец, торчавший из-под гипсовой повязки. С того момента как она порезалась, привинчивая вентиляционную решетку, казалось, прошла целая вечность. И она уже была не той, что раньше.
— Ты порезалась своим ножом? — допытывался Джеффри, наклоняясь вперед и попадая в луч света.
Она снова прокашлялась, но боль только усилилась. Голос ее звучал хрипло и больше походил на шепот:
— Можно мне еще воды?
— Может, хочешь чего покрепче?
Она изучающе посмотрела на него, стараясь понять, шутит он или нет. Было ясно, что Джеффри изображает доброго полицейского. Ну и плевать: ей сейчас так хотелось доброты и заботы, что она, пожалуй, купится на такое обращение. А кроме того, ей и самой страшно хотелось рассказать кому-нибудь всю правду, только вот мозг отказывался подсказать слова, которые следует произнести.
Она выпила воды, радуясь, что она холодная. Джеффри, должно быть, налил ее из большого термоса в холле, а не из-под крана.
Лена отдала ему стакан и прислонилась спиной к стене. Спина тоже болела, но прикосновение к бетону успокаивало и придавало сил. Она посмотрела на загипсованную руку — повязка начиналась чуть выше пальцев и закрывала почти весь локоть. От малейшего движения все предплечье будто простреливало.
— Болеутоляющее, наверное, уже перестало действовать, — заметил Джеффри. — Может, попросить Сару выписать еще?
Лена покачала головой, хотя больше всего ей сейчас хотелось просто забыться.
— У Чака кровь второй группы, резус отрицательный, — сказал он. — А у тебя первая группа.
Она кивнула. Анализ ДНК займет примерно неделю, но группу крови они могли определить сами, прямо в больнице.
— На ноже кровь первой группы, такая же на столе и на твоей рубашке.
Лена ждала продолжения.
— Кровь второй группы с отрицательным резусом была обнаружена только в офисе.
Она почти не дышала, пока он говорил, и думала, как далеко он способен пойти.
— Лена… — К ее удивлению, его голос дрогнул, а когда он опустил глаза на свои руки, она поняла, насколько он удручен и расстроен. — Мне ни под каким видом не следовало надевать на тебя наручники.
Лена ожидала другого и ничего не поняла из его слов. Все, что она помнила, — это ночь, проведенная с Итаном. Дальше — провал.
— Я бы вел себя иначе, если бы только знал… — Он поднял на нее глаза, и Лене показалось, что в них блеснули слезы.
Лена с трудом подавила кашель, ей опять хотелось воды.
— Лена, расскажи наконец, что произошло, — попросил Джеффри. — Тот, кто это с тобой сделал, заслуживает сурового наказания.
Лена лишь молча смотрела на него, и от ее взгляда Джеффри не находил себе места.
— Прости меня, если можешь.
Превозмогая боль в ребрах, Лена произнесла:
— Где Итан?
Джеффри напрягся:
— Он еще под замком.
— По какому обвинению?
— Нарушение правил условно-досрочного освобождения, — ответил он, но в объяснения вдаваться не стал.
— А Чака действительно убили?
— Да, зарезали. — Джеффри понял, что Лена совсем ничего не помнит, и все-таки попытался еще раз: — Это он тебя избил? Чак?
Пересиливая боль в горле и едва сдерживая кашель, она спросила:
— Можно мне домой?
Джеффри понимал, что у него нет оснований держать ее здесь.
— Я просто хочу домой, — повторила Лена, но имела в виду вовсе не ту гнусную дыру в общаге колледжа, а именно дом, где она жила до гибели Сибил. И думала она сейчас не о Лене-копе, порой циничной и грубой, а о другой Лене, хорошей и доброй.
— Тут Нэн Томас пришла, — сказал Джеффри. — Я попросил ее отвезти тебя домой.
— Я не хочу ее видеть.
— Извини, Лена. Она ждет снаружи. Одну домой я тебя не отпущу.
Нэн всю дорогу молчала. Трудно сказать, сколько ей было известно о случившемся. Впрочем, сейчас Лену это совершенно не волновало. Она перестала беспокоиться о чем-либо с того самого момента, когда разразилась гроза.
Она смотрела в окно и думала, что уже очень давно не видела ночных улиц. Обычно в это время она уже лежала в постели: если удавалось заснуть, то спала, если же нет — смотрела в окно, дожидаясь наступления дня, но никогда не торчала на улице. Никогда с наступлением темноты она не оставалась в таком месте, где не чувствовала себя в безопасности.
Нэн свернула на подъездную дорожку, выключила мотор и, засунув ключ от замка зажигания под козырек от солнца, глупо улыбнулась Лене. Когда-нибудь доверчивость погубит ее, как погубила Сибил.
Дом, который Сибил и Нэн купили несколько лет назад, представлял собой небольшое бунгало, каких полным-полно в Хартсдейле. Две спальни с одной стороны плюс ванная возле холла да кухня, а с другой — столовая и гостиная. Вторую спальню Сибил превратила в свой кабинет, а теперь Лена и не знала, для чего ее использует Нэн.
Лена остановилась на передней веранде, опершись рукой о стену дома, чтобы не упасть, пока Нэн не спеша отпирала дверь. В последнее время усталость стала постоянным спутником — раньше Лена ничего подобного за собой не замечала.