— Здравствуй, Сара, — сочувственно кивнула Дженет.
— Здравствуйте.
— Я знаю, что случилось. Тебе очень больно?
«Конечно, больно!» Сара лишь покачала головой:
— Все нормально. Мне бы прилечь.
Дженет кивнула.
— Только тебе нельзя спать. Ты знаешь?
— Да.
— Тебе помочь разобрать вещи?
— Нет, спасибо.
Дженет провела Сару по знакомому коридору. В приюте за год ничего не изменилось. А возможно, и за последние десять лет.
— Вот здесь. Всего через две двери от твоей прежней комнаты.
— Спасибо, Дженет.
— Пожалуйста, — ответила тощая Дженет и пошла к своей стойке.
— Дженет! А Кристен все еще здесь?
Дженет остановилась, оглянулась на Сару.
— Кристен умерла. Ее убила одна девочка. Они подрались, и…
Сара уставилась на Дженет, у нее перехватило дыхание.
— О, — еле выдавила она. — Да… я поняла.
— Ты точно нормально себя чувствуешь? — взволнованно спросила Дженет.
Саре казалось, что голова стала весить целую тонну. «Надо ее потуже обвязать полотенцем».
— Да, все нормально.
* * *
Сара распаковала вещи, легла на койку и стала ждать. Ее привезли в приют во второй половине дня, и спальня оставалась пустой почти до сумерек. Тогда она поняла, что должна заставить себя двигаться. Голова еще болела, но по крайней мере больше не тошнило. Сара ненавидела, когда ее рвало. «А кто же это любит, тупица!»
Обычного человека столь частые разговоры с самим собой, пожалуй, насторожили бы. У Сары подобная мысль никогда не возникала. Всякий обреченный на длительное одиночество поступал бы так же, чтобы не сойти с ума, а не по причине безумия.
Оцепенение окутывало Сару, накрывало с головой, проникало в каждую клеточку. Сара чувствовала, что преодолела болевой порог. Печаль, скорбь — необходимо подавить эти чувства. Они стали слишком большими, выпусти их — с потрохами проглотят. Теперь Сара дала волю другим эмоциям, вроде ярости и гнева. Глубокий омут в ее душе заполнялся ожесточением и мраком. На дне омута жуткие твари с урчанием лакали этот мрак, это ожесточение. А Сара размышляла, как долго сможет держать тварей в узде. И сможет ли вообще.
Вместе с подобными мыслями в сознании Сары произошел глубинный сдвиг, теперь во всем она стала искать только пользу. «Выживание — вот мой Бог. Остальное — иллюзии. Я меняюсь. Так, как Незнакомец хотел меня изменить. Думаю, если понадобится, я пойду на убийство. С днем рождения!» Она накручивала волосы на палец и улыбалась опустошенной улыбкой.
Я сломала какой-то девочке палец, и ее койка стала моей. Вот как это было. Я вновь стала главной в своей комнате, хозяйкой положения.
Эй, не надо морщиться! Я вовсе не горжусь, просто я вынуждена была так поступить. Вдобавок сейчас у меня гораздо больше общего с Сарой девятилетней, чем с Сарой шестилетней. Та Сара давным-давно умерла и предана забвению.
Когда, оглядываясь назад, я пишу об этом, мне начинает казаться, что Кэтти была моим зеркалом. Я видела, какой становилась, по ее глазам. Интересно, неужели Кэтти и правда отмечала все изменения во мне? Или я вкладываю свои слова в ее уста? Или и того и другого понемногу?
Возможно, Кэтти была просто Кэтти, но на этих страницах она — это я сегодняшняя, которая оглядывается на меня вчерашнюю.
Да, тяжко…
Кэтти была потрясена, когда увидела, что случилось с Сарой. Ничего нового! Был одиннадцатый день рождения Сары. Кэтти пришла с незамысловатым подарком — маленьким кексом с одной-единственной свечкой. Сара взглянула на кекс с усмешкой, Кэтти даже хотела ее попросить быть повежливее.
Но больше всего ее взволновали глаза Сары. Они уже не были ясными и открытыми, как раньше. Глядя в них, Кэтти натыкалась на барьеры, пустоту и настороженность. Такие глаза обычно у шулеров или заключенных — матерых рецидивистов, крупных мошенников. Они словно говорят: «Я знаю, что происходит, я слежу за вами, только попробуйте взять то, что мне принадлежит».
Кэтти узнала и о других изменениях, произошедших за последние два года, — например, о том, что Сара стала главной в своей комнате. Кэтти прекрасно понимала, как она этого добилась. Остальные девочки слушались Сару, а она относилась к ним с пренебрежением. Подобные умонастроения царят в тюрьме, где все подчинено силе и жестокости. «А чего ты удивляешься? Здесь живут под девизом: „Кто сильнее, тот и прав“».
Кэтти расстраивалась и из-за того, что не смогла дать Саре надежду. Ей так и не удалось никого убедить в существовании Незнакомца. По правде говоря, лежа по ночам без сна, Кэтти сомневалась, что сама верит в историю Сары. Она не придавала особого значения словам девочки, полагала, что Сара выдумывает. Но слова ее имели значение.
Кэтти сделала все, что было в ее силах. Она достала копии дел об убийстве Лэнгстромов и приемных родителей Сары. По вечерам, после работы, Кэтти тщательно изучала их, выискивая намеки и несостыковки. И даже кое-что нашла. По крайней мере она еще не потеряла контакта с Сарой. Жесткие глаза девочки оживлялись, когда речь заходила об этих преступлениях. Для Сары было очень важно, что Кэтти поверила ей. Крайне важно.
«Мы ведь теряем Сару! Жизнь в приюте уничтожает ее прямо у меня на глазах!»
— У меня новости о Терезе, — сказала Кэтти.
— Какие? — оживилась Сара.
— Через три недели ее освободят из тюрьмы.
Сара отвернулась.
— Приятно слышать, — вяло сказала она.
— Тереза хочет увидеться с тобой.
— Нет!
В крике Сары было столько чувства, что Кэтти даже вздрогнула и замерла, прикусив губу.
— Не возражаешь, если я спрошу почему?
И вдруг вся пустота, жесткость и отстраненность исчезли, сменившись таким беззащитным отчаянием, что у Кэтти защемило сердце.
— Из-за него! — убежденно прошептала Сара. — Из-за Незнакомца. Если он узнает, что я люблю Терезу, он и ее убьет!
— Сара, я…
Сара дотянулась до Кэтти через стол и схватила ее за руки.
— Обещай мне, Кэтти! Обещай, что заставишь Терезу держаться от меня подальше!
Женщина-полицейский пристально посмотрела в глаза одиннадцатилетней девочке и только потом кивнула.
— Хорошо, Сара, — тихо произнесла она. — Хорошо. Что же мне ей передать?
— Передай, что я не хочу ее видеть до тех пор, пока нахожусь в приюте. Она поймет.
— Ты уверена?
Сара горько улыбнулась:
— Уверена. — И, прикусив нижнюю губу, произнесла: — Но скажи Терезе, это ненадолго. Когда я выберусь отсюда, я найду способ связаться с ней. Безопасный для нас обеих.