— Гостевые комнаты в этой стороне, — сказала она, когда смогла, наконец, говорить ровным голосом.
Дэймон смотрел, как она идет впереди него по лужайке. Ее бедра соблазнительно покачивались, и он голодным взглядом вперился в ее плотно облегающие белые брюки. Она надела их, чтобы его подразнить? Неужели она носит стринги? Или под брюками у нее вообще ничего нет?
Ему стало жарко, и он сам на себя разозлился. Разве мало того, что из-за нее он всю ночь не спал? Он бесился из-за того, как она его использовала, и в то же время хотел еще раз до нее дотронуться, отведать ее великолепного тела. И даже тот факт, что она его отшила, не утихомирил его либидо.
— Вы идете?
Она повернулась. Даже сейчас, когда волосы у нее забраны в хвостик, у нее такой вид, будто она сошла со страниц модного журнала. Мама Дэймона любила журналы о богатых людях и их особенном стиле жизни. Дэймон же намеренно от всего этого дистанцировался, хотя денег у него было более чем достаточно.
Ему нравилось быть богатым, заботиться о близких, но он поклялся не поддаваться пустозвонству и притворству, которые были неотъемлемой частью мира богачей. Он на них вволю насмотрелся, когда его мать прибиралась на виллах самых влиятельных в стране семейств. А когда он подростком на этих виллах работал, то и сам понял, какие моральные принципы и ценности в ходу у представителей высшего света.
Дэймон гордился своим происхождением и тем, что заработал все сам тяжким трудом, а не унаследовал чье-то состояние. Он давно уже понял, что за флером богатства и эксклюзивности зачастую скрываются жадность, эгоизм и порок. И последнее, чего ему бы хотелось, — это запасть на женщину, которая была воплощением всего вышеперечисленного. Женщину, которая унаследовала ценности семьи Манолис.
— Иду, Калли.
Он подошел так близко, что чувствовал ее тепло и аромат. Не тяжелые дорогие духи, которыми она подушилась вчера вечером, а тот самый загадочный и женственный, солнечный и мускусный аромат. Он помнил его по времени, которое она провела в его объятиях.
Она развернулась и пошла дальше. А он поразился тому, как полоснуло по нему желание. И тут же понял, что вчера ночью он принял правильное решение.
Между ними не все еще кончено. Ей не удастся просто отбросить его в сторону, как какое-то ничтожество, от которого она уже получила то, чего хотела.
— У тебя необычный цвет волос.
Она пожала плечами:
— Может быть, я крашу волосы.
— О, но, Калли, мы же оба знаем, что не красишь. — Треугольник золотисто-медового оттенка волос, открывшийся его взгляду, когда он вчера снял с нее трусики-бикини, был настоящим. — Я же видел доказательство. Помнишь? Вблизи и в очень интимной обстановке.
Она замерла на секунду, потом резко развернулась, как он и надеялся. Она ничем не выдала своего смущения. Да и вряд ли она стеснялась.
Вот повезло ее мужу. Интересно, он умер, пытаясь ее удовлетворить? Или вынужден был смотреть, как она получает от молодых мужчин то, чего сам он ей дать не мог?
— А я знаю, что вы чернее самого дьявола. И что?
— Гречанки редко бывают столь откровенны.
— Я только наполовину гречанка. Моя мать была автралийкой. Ну, если я удовлетворила ваше любопытство...
— Нет еще. Скажи, почему ты меня к себе не подпускаешь? После вчерашнего я уж точно заслуживаю чуточку больше теплоты. Ты относишься к тому разряду женщин, которым обязательно нужна пикантность тайного свидания, чтобы воспламенить кровь?
Калли смотрела на бунгало всего с сотни метров вниз по тропинке и понимала, что будет просто чудом, если ей удастся дойти туда, не растеряв спокойствия.
«Воспламенить кровь!»
И все же она задумалась — что, если он прав? Может, ей так легко было оставить все сомнения вчера потому, что она была с незнакомцем, а то, чем они занимались, было крайне рискованно?
Калли закрыла глаза и вспомнила, как он шел к ней в тени. Как без колебаний притянул ее в свои объятия. И как она с такой готовностью и пылом встречала каждую его ласку, что ей страшно было сейчас об этом думать. Она быстро открыла глаза. Она уже и так дала ему слишком много. Она не позволит ему играть с собой, пока он соревнуется с дядей.
— Ты не имеешь права чего бы то ни было от меня ожидать.
— Не согласен. Если учесть то, что было вчера, ты очень уж недружелюбно ко мне относишься.
Дэймон подошел поближе, словно обнимая ее своим теплом. Она чувствовала запах моря, запах мужчины и с трудом сдерживалась, чтобы не протянуть к нему руку и не погладить его.
— То, что было вчера, прошло.
— Но то, что было между нами, может и продолжиться.
Она ужаснулась, поняв, как сильно она все еще хочет его прикосновений.
— Все кончено, — повторила она, надеясь на то, что ей самой удастся в это поверить.
— А если я не готов все закончить?
— Нечего заканчивать. У нас был секс. И все.
— Просто секс? — Его брови взметнулись вверх, и ей показалось, в его глазах мелькнул гнев. — Это твой фирменный знак, Калли? Горячий секс с незнакомцами, которых ты забываешь на следующий же день?
У нее по коже мурашки забегали от смущения и злости. Но она только скользнула взглядом по его телу, а потом сказала:
— То же я могу сказать и о тебе. Ты вчера получил, что хотел. Конец истории.
— Ошибаешься, дорогая. Уж поверь мне, это еще не конец.
Не в силах контролировать свое тело, она ощутила легкое возбуждение. Это просто немыслимо. Она не станет играть в эти игры. Вчера она совершила ошибку, нарушила собственные моральные принципы ради пары часов страсти.
— Поверьте, господин Савакис. Все кончено. Почему бы просто не забыть об этом?
Калли не сомневалась, что к концу дня он найдет другую женщину, жаждущую попасть к нему в постель. Сердце у нее в груди болезненно сжалось.
— Потому что я всегда получаю то, чего хочу, glikia mou. Ты разожгла мой аппетит, и я хочу еще. — Губы его изогнулись в голодной ухмылке, и по спине у нее пробежал холодок. — Я хочу тебя, Калли. И я тебя получу.
Какого черта на него нашло? Дэймон задался вопросом, в своем ли он уме, когда эти слова слетели у него с губ.
Она не была женщиной его типа. И все, что он о ней узнал, говорило не в ее пользу. Не считая того, как страстно она занималась сексом. По этой части она была так хороша, что смогла даже пробить стену его сдержанности.