Лаури промолчал. Клара выпрямилась и стояла у него за спиной. Потом сказала:
– Мне очень нравится там работать. Большое тебе спасибо, ты меня так хорошо устроил. А вот Соне там не нравится. Все как есть не по ней. Соня мне одалживает бусы и всякие вещички, и я ей тоже. Мы с ней настоящие подруги.
– Соня – это та, у которой мать со странностями?
– Да-а, наверно. Она и правда вроде странная.
– А не сумасшедшая?
– Ну, я не знаю… Она и не глядит, что Соня делает, ей все равно. Соня что хочет, то и делает. У нее есть дружки на алебастровой фабрике. А Кэролайн, знаешь, мы думаем, Кэролайн собирается замуж… он служит на большой ферме, ну, в том конце долины.
– На ферме Ревира?
– Да, Он там служит, он может заработать кучу денег. Он возит Кэролайн на автомобильные гонки. Мы думаем, они поженятся.
– Эти духи слишком крепкие, прямо воняют. Ты что, сама надушилась?
– Только за ушами немножечко.
– Запах такой, что хоть насекомых морить.
Лицо Клары окаменело.
– У меня насекомые не водятся, – сказала ока.
– Ладно, ладно, я знаю, что не водятся.
– Не водятся и не водились, сроду не водились, – сказала она; вши у нее когда-то были, и от горечи этого воспоминания даже голос сел.
– Детка, я же вижу, у тебя здесь очень славно и чисто. Очень чистая комнатка, – сказал Лаури и потрепал ее по плечу. – Когда ни придешь, у тебя всегда чистота.
Клара слабо улыбнулась:
– Ну да… что ж… я всегда любила, чтоб было чисто. Всегда и полы мыла, и посуду – что при мамке, что при Нэнси…
– Ты очень чистоплотная девочка.
– Вон у меня под раковиной какой большой, хороший таз. Я в нем вся могу мыться, только осторожно. Видишь, какой?
– Просто замечательный таз.
Клара посмотрела на него и нахмурилась:
– Ты надо мной смеешься?
– Нет.
– Это просто таз, и никакой он не замечательный. Ты надо мной насмехаешься.
– Замечательный таз, детка.
Клара отвернулась, будто сердится. Села на край кровати, потом откинулась назад. Поглядела на потолок – он высоко и в мелких пятнах, оттого что протекает. А это уж не паутинка ли? Нет, померещилось, она только нынче всюду обмела и стерла пыль.
– Я почти все время веселая, – сказала она, – только вот скучно становится. Когда я дома жила, со своими, всегда надо было работать. Да по-настоящему, не то что в лавке. Зато все время были наши, и я об них заботилась. Папка не так уж много пил. А тут… что ж… станет скучно, а поговорить не с кем.
– А как же Соня?
– Она ж не может часто у меня ночевать. Ей надо за матерью приглядеть и за меньшими… Вроде скоро ее отец вернется, кто-то рассказывал. Он чего-то там натворил. Соня не знает, где он. Она ничего, славная, только шалая немножко. Она все меня уговаривает гулять с ее компанией, а я не соглашаюсь. Она думает, ты мой дружок… А Кэролайн все время с Дэви… со своим дружком. А Джинни замужем. Она иногда зовет меня ужинать.
– Так почему же ты скучаешь?
– Не знаю. Живу одна, как-то чудно. В моем возрасте не годится жить одной.
– Это лучше, чем жить в какой-то дыре, где жмутся еще пятеро, как сельди в бочке, – сказал Лаури.
– Ну, там-то ко всему привыкаешь. Всего навидаешься и ничего не в диковинку. Живем всей кучей. А твои родные кто были?
Лаури пожал плечами.
– Ферму Ревира ты знаешь, – сказал он. – Гипсовый карьер тоже на их земле. Вот и я родом примерно с такой же фермы. Только подальше отсюда.
– Ты и сейчас там живешь?
– Когда был кризис, мои разорились и ферму потеряли.
Клара серьезно кивнула – пускай Лаури видит, что ей не впервой слышать это слово. А что оно означает, бог весть, – представляется что-то смутное, темно-серое, цвета старых досок, которые сто лет мокли под дождем.
– Мои родные были собственниками, старались побольше всего накупить и накопить – и все потеряли. А я не собственник. Мне ничего не нужно.
– А мне тоже много всего нужно, – сказала Клара. Я люблю все свои вещи, и коврики, и картинки. – Лаури пододвинул к ней стул и сел рядом. – Скоро я куплю покрывало на кровать, а потом золотых рыбок.
– На черта тебе сдались золотые рыбки?
Клара немножко обиделась.
– Они мне нравятся.
– Лучше уж заведи в доме цветы. Будет славно.
Теперь он говорил по-доброму. И отхлебнул кофе. Клара не могла пить, кофе оказался слишком крепкий.
– Ну как, – сказала она и чуть улыбнулась, – жалеешь, что не поехал опять к ней?
– А ты что же, всерьез ревнуешь?
Улыбка стала победоносной.
– Ты здесь, со мной, а не с ней. Придется ей тебя обождать.
– Я увижусь с ней в другой раз.
– А вот сейчас ты здесь, со мной.
– Сегодня мы с ней уже виделись, – сказал Лаури. Не то бы я сюда не пришел.
Клара протянула ему свою чашку:
– Поставь на стол. Я не хочу.
– Что ты злишься?
Клара встала, протиснулась мимо него и подошла к туалетному столику. Там к стене прислонилось маленькое прямоугольное зеркало. Клара нагнулась и стала себя разглядывать. Позади в зеркале виден Лаури, он даже не глядит на нее! Сидит и пьет кофе, видно, как движется его подбородок, как он глотает. Клара тихонько засмеялась. И увидела в зеркале, как он повернулся к ней; похоже, что ему весело.
– Отчего ты такая ревнючая? – спросил Лаури.
– Ты ее возил кататься?
– Возил.
– И понравилось тебе?
– Ну конечно.
– У нее еще много ухажеров?
– Да, наверно.
– И ей с ними тоже нравится? Женщинам тоже это нравится?
– Иногда.
– Одна подружка мне говорила, это больно, – сказала Клара, приглаживая щеткой волосы. – Она говорит, будет очень больно. Только если я кого люблю, я не побоюсь…
– Ну ясно, не побоишься, – сказал Лаури.
Клара обернулась к нему:
– Прошлый месяц ты тоже меня вот так бросил и укатил с какой-то сучкой. Больше так не смей.
– Я ведь знал, что ты меня подождешь.
Клара отшвырнула щетку.
– Знаешь, как я тебя люблю, черт возьми! Я все время про тебя думаю! Всю неделю тебя жду, а ты бывает, даже не приходишь… ну ладно, знаю, ты занят, у тебя дела какие-то… и куча всяких девок… Только… потом ты меня бросаешь, а я сиди и жди… ну, я еще с тобой сквитаюсь!