— Сколько абонентов?
— В первой почти тысяча. Девятьсот девяносто семь. Во второй — полторы.
— Итого?
— Без малого двенадцать тысяч.
— А сколько из них уже отработали?
— Семь с половиной.
— Подключай резерв. Времени в обрез.
— Понял. — Беклемешев пошел к оператору-связисту.
Полковник проводил его взглядом и сказал тихо, чтобы расслышал только собеседник:
— Знаешь, о чем я беспокоюсь, майор?
— Знаю, — ответил Котов. — Сам думаю о том же. Если мы ошиблись, то для нас будет лучше дружно преставиться, когда сработают эти чертовы фугасы. Но менять что-либо поздно. Мы все же попытались хоть что-то сделать. — Он подумал, затем решительно направился к «штабному» столу. — Товарищ командующий, необходимо обзвонить посольства, предупредить об эвакуации.
— Разве вы собрали не все телефонные номера, майор? — В голосе начальника штаба послышалось недовольство.
— Все. Но это не может служить стопроцентной гарантией отключения фугасов. Нам нельзя рисковать. Лучше перестраховаться.
— Это плохо, майор. — Командующий нахмурился. Ему явно не улыбалась перспектива объясняться с секретарями посольств. — Вы полагаете, нужно сказать им о ядерных минах?
— Пока нет. — Котов временами поражался ограниченности этого человека. — Достаточно упомянуть о возможном теракте и о мощных зарядах взрывчатки. Скажите, что местонахождение бомб уже установлено и ведутся работы по обезвреживанию. Эвакуация — всего лишь мера предосторожности.
— А если… Если фугасы все-таки сработают?
— Тогда объяснения придется давать в любом случае, но на другом уровне.
— Хорошо, — вздохнул командующий. — Вам как оперативному работнику виднее, насколько реальна угроза. И я по вашему настоянию это сделаю.
«Он еще способен думать о том, как бы прикрыть свою задницу», — подумал не без легкого восхищения Котов.
За час до объявленных террористами взрывов началась эвакуация «Останкино». Люди спускались на первый этаж, где их разбивали на группы. У ворот выстроились армейские грузовики с крытыми кузовами. Из Москвы уходили войска. Ревущие сотнями двигателей километровые колонны ползли по улицам, словно гигантские змеи. Лучи мощных фар кромсали ночной город, как слоеный пирог, на тысячи частей. Москва выглядела вымершей. Черные окна, черные дома, черные улицы. БТРы, катящиеся к окраинам, придавали городу футуристически мрачный, испуганный и одновременно безучастный вид. Москва напоминала огромную декорацию к фильму-антиутопии, иллюстрацию к кабаковскому «Невозвращенцу».
Вереница бронемашин тянулась мимо «Останкино» по улице Королева. Грузовики с сидящими в кузовах сотрудниками телецентра вливались в состав колонны, становясь частью механизированного организма, и исчезали в ночи.
Стоящий на крыльце полковник орал кому-то из водителей:
— …и сразу назад. Понял? Пулей! Здесь еще восемьдесят человек! Чтобы через полчаса вернулись! Как, как, хренак!!! Сам думай, как!
Котов наблюдал за эвакуацией в окно. За спиной его трещали, вращаясь, телефонные диски, клацали сухо клавиши кнопочных аппаратов, шуршали по бумаге маркеры.
— Десять тысяч, — сообщил Беклемешев. — Минут через сорок закончим.
— Хорошо. Эвакуировали всех?
— Тут такое дело, Саш. Эта репортерша, Вероника, и ее оператор отказались ехать.
— Что значит — отказались? — Котов продолжал наблюдать за отъезжающими машинами.
— Говорят, ты разрешил.
— Они тебе скажут… Давай их сюда.
Майор отвернулся от окна. Члены штаба по чрезвычайной ситуации уже уехали. Осталась только аппаратура. Такая же мертвая и безжизненная, как город. Светилась огнями лишь многоканальная АТС. Несмотря на то, что в зале находились семьдесят солдат, создавалось ощущение всеобщего запустения. Котов смотрел на идущую к нему троицу — Беклемешева, Веронику и Мишу — и ловил себя на мысли, что они кажутся ему похожими на бедуинов, бредущих через пустыню.
— Вот, Саш.
Котов устало взглянул на девушку:
— В чем дело? Вы же слышали, объявлена общая эвакуация.
— Но вы-то остались, — дерзко возразила она.
— Мы заканчиваем обзвон.
— А мы наблюдаем за тем, как вы заканчиваете обзвон. Может быть, эти солдаты сейчас спасают город от неминуемого разрушения. Я не могу упустить такие кадры.
— Вряд ли когда-нибудь эти кадры появятся на телеэкране. Через сорок минут мы эвакуируемся. Пока можете снимать.
— Хорошо, через сорок минут мы уедем вместе, — серьезно сказала девушка.
— Пожалуйста, места хватит.
Котов снова отвернулся к окну.
Обзвон закончился. Солдаты спускались вниз и забирались в грузовики.
Котов обратился к Веронике:
— Вы можете ехать вместе со мной в служебной машине.
— Хорошо, — оживилась девушка, — заодно возьму у вас интервью.
— Я устал.
— Так это здорово! Уставший майор ФСБ, спасший Москву! Класс!
Котов прищурился.
— Слушайте, вам, наверное, кажется, что это все, — он обвел рукой вокруг, — всего лишь пустяковая история, очередная «бомба», простите за каламбур. Так вот, милая моя, мы здесь занимались делом, понимаете? Работой! И Москва еще вовсе не спасена. Взрыв может произойти в любую секунду!
— Террористы сказали: в четыре.
— Да мало ли что сказали ваши террористы! Оставьте камеру, — повернулся он к Михаилу.
— Но…
— Без «но»! Оставьте камеру здесь! Это приказ! Больше никаких съемок и интервью!
Вероника и оператор переглянулись.
— Ладно, Миш, оставь камеру, — сказала девушка. — Ты же видишь, товарищ майор не в духе.
Оператор неохотно подчинился.
— Спускайтесь к машине, — приказал Котов.
На улице было холодно. Ветер разгулялся не на шутку. Он, словно одержимый пророк, предвестник беды, стонал, выл, бился в кронах деревьев. По небу быстро плыли черные тучи. Они приходили из ниоткуда и уплывали в никуда. Изредка мелькал неуместно радостный шар луны. Ее молочно-голубое сияние не делало мир светлее, наоборот, подчеркивало навалившуюся на город темноту.
Грузовики с солдатами уже сворачивали с Королева на Ботаническую. У ворот телецентра осталась одинокая «Волга».
Вероника подумала о том, что в этом есть своеобразная «чернушная» романтика: покидать город последними, за четверть часа до взрыва.