— Здравия желаю! — козырнул, как в строю.
— Здорово, лейтенант! — Котов озирался. — Как успехи?
— Ничего, товарищ майор. В камерах хранения чисто. — Лейтенант сиротливо оглянулся, словно ища поддержки, но таковой не оказалось, поэтому пришлось отдуваться самому. — На втором этаже две группы работают — служебные помещения осматривают. Там две собаки. Еще одна группа — на крыше. Четвертая пошла на платформы. Но там быстро закончат.
— Хорошо. Что еще?
— «Пожарки» подогнали, — продолжал лейтенант. — На рынке стоят, за забором. Да еще телевизионщики здесь вертелись. Вы бы их убрали куда-нибудь. А то я сказал, но девчонка у них там больно настырная.
— Какие телевизионщики? — На лицо Котова набежала тень. Во-первых, он просто не любил телевизионную братию, во-вторых, присутствие съемочной группы на вокзале никак не входило в его планы. — Где они?
— Последний раз я их здесь видел, — кивнул лейтенант. — У камеры хранения.
— Ну, думаю, началось, — только и нашелся, что сказать, майор. — Ладно. Наверх они пойти не могли, там сейчас эксперты. Увидели бы. Значит, на платформах. Пошли-ка, проводишь.
— Пойдемте, товарищ майор, — с видимым облегчением согласился тот, поняв, что допрос окончен.
Котов прищурился.
— Звание откуда знаешь?
Лейтенант кивнул через стекло на стоящего на улице Беклемешева.
— Слышал, когда товарищ капитан предупреждал ребят из оцепления. Говорят, что вы возглавляете эту операцию от ФСБ.
— А у тебя слух хороший, верно? — спросил Котов, и непонятно было: то ли хвалит, то ли ерничает. — Наверное, в школьном хоре солировал?
Лейтенант растерянно заморгал.
— Ладно, не тушуйся, парень. Я пошутил. Пойдем, покажешь этих людей с телевидения.
Они зашагали через тоннель к платформам. Табло все еще хранили информацию о не уходящих и не прибывающих уже поездах, а кафельные стены эхом отбивали такт шагов.
Марафонец знал, что они здесь. Они не могли не быть тут. Наверняка смотрят, впитывают ощущения, чтобы потом рассказать остальным.
Марафонец покрутил головой, осматривая многочисленную толпу. Через час-полтора-два, смотря как пойдут дела у саперов, все эти зеваки побегут домой с выпученными от возбуждения глазами. Это будет самое умное, что они смогут сделать. А потом… Потом будет эвакуация. Обязательно. У властей, как говорили в армии, сыграет очко. Тем более что ни спецслужбам, ни властям еще не приходилось иметь дела с прессингом такого масштаба. Они не знают, как действовать в подобных ситуациях.
Марафонец поежился. Признаться, здесь, в толпе, он чувствовал себя довольно неуютно. Случись что, и бежать ему будет некуда. Он видел подъехавшую к вокзалу черную «Волгу» и, конечно же, сообразил, что за человек сидит в салоне.
Сзади загудели, толпа подалась вперед. Наверное, там, у вокзала, происходило что-то жутко интересное.
— Во, гады, че делают, — пробурчал кто-то за спиной справа.
Марафонец дернул плечом, пытаясь обернуться, наступил кому-то на ногу, и ему тут же дали под ребра, чувствительно дали, умело, буркнув: «Ну ты, дядя, смотри, чего делаешь-то». Он поморщился, но отвечать не стал, хотя и мог вырубить нарывающегося на скандал молодца одним ударом.
Приподнявшись на цыпочки, Марафонец потянулся вверх и увидел наплывающую из-за толпы крышу автобуса, за стеклами которого четко различил затянутые в темное фигуры в касках.
— Глянь! — возбужденно зарокотал справа дородный мужик с красной пропитой физиономией и носом картошкой, украшенным сизыми прожилками. — Спецназовцев пригнали, гады. Ну, блин, попомните мое слово, будет кровушка.
Автобус продирался сквозь толпу, как доисторический мастодонт через асфальтовые болота. Медленно, тяжело, отфыркиваясь выхлопами, словно отдуваясь, прополз в паре метров от них и пересек ограждение, длинный ряд омоновцев, на щитах которых играли блики осеннего солнца.
— Черт! — бормотнул Марафонец.
Попасть под дубинки и быть вытесненным с площади? Ну уж нет! У него свои виды на будущее. Он суматошно завертел головой. Было ясно, что сквозь толпу не пробиться. Монолитно-жесткая, та держала цепко, словно дикий зверь, многоликая, жаждавшая зрелища, но уже наливающаяся страхом перед грозной силой. От ограждения Марафонца отделяло метра четыре, не больше. Пять шагов через живую стену, волнующуюся, матерящуюся, истекающую потом в безуспешной попытке сдать назад. Но в спину напирали любопытные, и те, что стояли впереди, поддаваясь, наваливались грудью на стальное ограждение, тыкались лицами в равнодушно-каменные спины, затянутые в черные комбинезоны, и еще больше злились, упирались, давили. Тем дело и кончалось. Как лебедь, рак и щука в известной басне. Сила на силу — выигрывает тот, у кого силы больше.
Марафонец бросил короткий взгляд влево. Тут шага четыре, и, если удастся, можно зацепиться за хиленький, пыльный, несмотря на осень, тополь. Но стоит ли тратить силы? Все равно снимут. Так, посмотрим, далеко ли те, из-за кого он сюда пришел, рискуя собственной головой. Напрягшись, Марафонец неестественно вывернул шею, потому что повернуться полностью уже не мог, зажали его, словно тисками, сплющили, как макдональдскую котлету. Чуть поодаль, метрах в десяти, у кромки вечного строительного забора, памятника совковому долгострою, приткнулся оранжевый «рафик» с белой полосой и темной надписью через весь борт: «ТЕЛЕВИДЕНИЕ». Надпись была крупной и невообразимо гордой. Десять метров — не так уж и много. Стоит попробовать… Но надо действовать наверняка. Ему нельзя ошибиться. Ошибка — провал. И, как следствие провала, гибель.
Ткнув локтем краснорожего пьянчугу, Марафонец попытался пробиться к машине, но его тут же снова оттерли назад.
— Куда лезешь, козел?!
— Мужик, совсем охренел, что ли?
— Тут тоже люди, между прочим, — послышалось со всех сторон.
— По ногам, б…, как по паркету! — возмутился тщедушный припанкованный малый с гребешком на затылке.
— Все, мужики, все. Ша, тихо, — забухтел Марафонец виновато. — Прошу прощения. Жену увидел. Вместе должны были на электричку идти, да опоздали. А тут вся эта катавасия началась.
Краснорожий алкоголик понимающе мотнул тяжелой, словно осиновый чурбак, головой.
— Да понятно, друг. Ты извини, я б тя пропустил, но, вишь, сам выйти не могу. Надо бы, а никак. Терплю.
— Ладно, все, мужики.
Оставалось ждать. Марафонец оглянулся на вокзал. Автобус как раз подъехал к тротуару, остановился и начал извергать из своего пузатого чрева спецназовцев. Похожих, одинаково пятнистых и безликих. Спецназовцы вытягивались в длинную бронежилетную цепь цвета хаки. Оказалось их на удивление много. Даже непонятно, как такая толпища умудрилась забиться в маленький «пазик». Слава богу, автоматов у спецназовцев не было. Только дубинки да стальные щиты. Последним выскочил высокий, подтянутый, жилистый офицер без знаков различия, зато с мегафоном на груди. И тут же подскочил к нему штатский, молодой мужик лет тридцати пяти, не больше, в сером костюме с отливом. Он начал что-то быстро бормотать, отдавая указания, взмахивая рукой в сторону ограждения, омоновцев и толпы. А спецназовец кивал, сосредоточенно решая в уме поставленную задачу.